В царском кругу

Наш брак получил тайное благословение в воскресенье 6 июля в моей походной церкви, размещенной в одном из залов Большого Царскосельского дворца, от священника Никольского в присутствии графов Эдуарда Баранова, Александра Адлерберга и генерала Рылеева, а также Варвары Шебеко, верного друга княжны. Формальный акт о заключении нашего брака был составлен тут же священником Никольским и подписан тремя свидетелями. В тот же день я подписал акт в Сенате, извещающий о моем вступлении в морганатический брак с княжной Долгорукой, с предоставлением ей титула Светлости и имени княгини Юрьевской. То же имя и титул получили и наши дети: сын Георгий восьми лет и дочери Ольга семи лет и Екатерина двух лет со всеми правами законных детей, вытекающими из заключения морганатического брака царственной особы с лицами, не принадлежащими к царствующим фамилиям, следуя статьям Свода законов Российской Империи, относящихся к Учреждению Императорской фамилии. Те же права предусмотрены и для детей, которые у нас могут появиться впоследствии. Оба акта сданы в архив министерства Двора. В мои намерения входило сохранить мой новый брак в тайне до мая будущего года. Я посвятил в него только Лорис-Меликова и сына Сашу с женой по их возвращении из Гапсаля. Я представил им мою жену и детей, так как мне хотелось, чтобы они узнали обо всем из первых рук, дабы никто не воспользовался их неведением для того, чтобы поселить между нами раздоры, — хотя, конечно, я был совершенно уверен в благородстве их чувств. И должен сказать, они полностью оправдали мои надежды, судя по тому, как они восприняли известие, и по той дружбе, которую они выказали моей жене и детям. Это произошло за четыре дня до моего отъезда в Крым. Моя жена и дети должны были отправиться вслед за мной в тот же день, но с обычным курьерским поездом, чтобы прибыть на свою виллу под Ялтой. Но накануне жена получила анонимные письма с угрозами убить ее и одну из дочерей во время пути. Это заставило меня взять их в свой поезд и ехать с ними в Ливадию под одной крышей. Таким образом, скрыть тайну от моей свиты и тех, кто видел нас вместе, не удалось. Адлерберг и Лорис держались мнения, что в случае, если будут задавать вопросы, не следует отрицать нашего брака, но и не объявлять о нем пока официально. Такого решения я и придерживался в Ливадии, где моя жена имела случай быть представленной моей свите, и мы жили там совсем уединенно, видя посторонних лишь от случая к случаю за обедом да за вечерней партией.

Мне остается только надеяться, что Божье благословение не покинет нас и что моя семья, всегда проявлявшая ко мне большую привязанность, последует примеру моего старшего сына и не откажет в своей дружбе моей жене и детям, которые мне так дороги, зная, как я дорожу единством семьи, завещанным нам нашими дорогими родителями.

Александр».

Тот, кто прочитает это письмо непредвзято, без намерения заранее обвинить королеву Ольгу, тот поймет, насколько она была введена в заблуждение относительно положения в семье. На мой взгляд, это оправдательный документ для нее, ясно показывающий, что Государь не сумел или не захотел вникнуть в чувства своих законных детей и удовольствовался их послушанием, не заботясь о том, чего оно им стоило. Я уже писала и повторяю вновь: к тому времени в Государе ничего не осталось от прежнего человека. То, что он называл своим счастьем, деморализовало его, и эгоистические наслаждения затмили его разум. Слова Наследника после того, как он представил ему свою жену: «С того момента, как княжна стала вашей женой, мы знаем, что нам остается делать», — показались ему обыкновенными, и можно быть уверенными, что он ни на минуту не задумался, через какую бездну горя и отчаяния надо было пройти, чтобы произнести эти слова.

Что касается злосчастного письма королевы Ольги, которое я приведу ниже, то в нем нет ни малейшего возражения. Оно грешит лишь слабым стилем и детской сентиментальностью, доказывающими, что оба Вюртембергские Величества действовали наугад, не имея необходимой информации, которую можно было бы тверда и красноречиво противопоставить излияниям Государя. Во всяком случае, у них были добрые намерения, и это следует учитывать.

Ответ королевы Вюртембергской на письмо брата:

«Милый друг!