В тумане тысячелетия

Любуша в ответ лишь залилась слезами.

— Это она от радости, княже, — пояснил Простен, хотя сам отлично понимал причину горьких слёз дочери.

— Ну, рад, очень рад! — милостиво произнёс Володислав. — Ты в моей семье, Любуша, всем будешь довольна... дочерей у меня нет, да и сын только один... Перестань плакать, успокойся. Я к тебе Вадима пошлю... Пойдём ко мне, Простен, поговорить надо...

Старики удалились.

Не прошло и нескольких минут после их ухода, как возле плачущей Любуши очутился Вадим.

— Любуша, милая, — говорил он, приближаясь к девушке. — Видишь! Сам Перун своей волей нас соединяет! Мы суждены друг другу... Перестань плакать. Забудь его... Я тебя горячо-горячо любить буду...

Любуша вытерла слёзы.

— Да, княжич, — тихо кивнула она. — Против судьбы не пойдёшь... Ты одолел меня — слабую, беззащитную... Что делать! Женой твоей поневоле я буду, но любить тебя... не полюблю никогда!

— Полюбишь, Любуша. Я тебя заставлю полюбить... Ну, улыбнись же, радость моя.

Однако Любуша не улыбнулась. Слишком велика была её скорбь. Напрасно молил Вадим у неё хоть одно ласковое слово, хоть один добрый взгляд...

Потянулись дни — бесконечно долгие для влюблённого Вадима и быстрые, как мгновения, для Любуши, скорбящей по своему милому; девушка всё-таки никак не могла смириться со своей участью.

Но вот и день свадьбы настал.

Задолго до него стали собираться в селение гости. В хоромах Володислава всё уже приготовлено было к приёму молодой невестки.

Вот наконец и брачный день наступил. Сам Велемир прибыл в род Володислава. Готовились обильные жертвы. И всё было готово к совершению обряда.

Толпы народа заняли обширный луг перед селением, где Велемир собирался совершить обряд. Радостный жених давно уже ждал прибытия своей невесты.

Вот и Любуша показалась, окружённая подругами...

Вдруг... как раз в это время в толпе, окружавшей жертвенник, произошло некое смятение. Разом заволновалась толпа, послышались крики:

— Остановитесь! Остановитесь!

Какой-то человек, совсем не в праздничной одежде, протолкался вперёд.

— Любуша, остановись! — воскликнул он. — Разве ты забыла свою клятву?

Все оглянулись на дерзкого.

Это был Святогор...

27. Мнимый волхв

а, это был действительно Святогор...

Он был бледен, лицо его осунулось, под глазами виднелись тёмные круги, но всё-таки он был жив.

В этом никто не мог сомневаться!

Как же он спасся?..

Старый Рулав, оттащив тела обоих юношей от отмели, где их захлёстывали волны, сам спрятался в гущу кустарника. Любопытство подстегнуло старого норманна посмотреть тайком, что будет с юношами, когда они очнутся и увидят себя в роще Перынского холма.

К тому же Рулав был в некотором роде философ и в данном случае рассуждал так: «Вот не суждено погибнуть этим молодцам, и они не погибли. Ору днём же их спасения Один выбрал меня... Я оказал им немалую услугу, стало быть, со временем когда-нибудь и они мне окажут услугу. Почём знать, на что они мне могут пригодиться. Этот Вадим способен укрыть меня от жрецов, а со Святогором можно набрать дружину из его товарищей и вместе с ними уплыть к берегам родной Скандинавии.. Судьбы Одина неисповедимы. Может быть, он и послал мне сегодня такой случай, чтобы я воспользовался им».

Размышляя так, старик внимательно наблюдал за всем происходящим на берегу.

Он видел, как очнулся Святогор и с каким вниманием ухаживал он за Вадимом.

«Славный мальчик! — думал норманн. — В рядах наших дружин он был бы могучим и храбрым берсерком. А здесь его мало ценят».

Рулав заметил, как горевал Святогор, отчаиваясь в спасении своего товарища, и довольно отчётливо расслышал его смиренную просьбу к Единому Сыну неведомого ему Бога.

«Гм! Ведь и я про этого Бога не раз слыхал. Это Бог христиан, — рассуждал старик. — Что же? Он хороший, милостивый; только вот не понимаю совсем, как это Он завещает любить Своих врагов? Я знаю, что многие христиане так именно и поступают... Помню я одного. Забрёл он к нам в наши родные фиорды, долго и кротко говорил он нам, и хорошо так говорил, а мы, собравшись вокруг, слушали... И так хорошо говорил нам тогда этот христианин, что многие седые витязи прослезились, когда он начал рассказывать про мучения на кресте их Бога... После просил нас уверовать в Него. Только зачем нам это, когда у нас есть и Один, и Тор, и злобный Локки, и светлый Бальдр. С ними мы родились, с ними и умереть должны! Жаль только, что наш священник — не доглядели мы — убил этого христианина, а то бы мы ещё послушали его в часы отдыха...»

В таких размышлениях время летело незаметно. Рулав не покидал своего наблюдательного поста и скоро увидел, как очнулся Вадим.

Последовавший затем разговор и ссора заинтересовали его ещё более.

«Что теперь будет?» — подумал он.

Заметив, что Вадим кинулся с ножом на своего спасителя, Рулав позабыл даже о собственной безопасности и кинулся на помощь жертве старейшинского сына, но было уже поздно — нож Вадима поразил молодого варяга.

— Преступный убийца, — загремел норманн и выскочил из своей засады.