В тумане тысячелетия

Однако не одного Гостомысла, но и ставшего его другом Велемира угнетало мрачное предчувствие.

Дружба между стариками упрочилась ещё более с тех пор, как исчезла последняя причина розни — братья Святогора. Подолгу беседовал теперь старый жрец Перуна с мудрым новгородским посадником, и в этих беседах всегда главное место занимал Вадим...

Совсем отбился он от рук... Прежде он хотя бы Велемира слушал и его советам изредка следовал, но с тех пор, как потопил он в Ильмене скандинавские ладьи, и дорогу забыл на Перынь.

Как-то вечером сошлись и беседовали Гостомысл и Велемир. Шёл между ними горячий спор: говорили они о судьбе своего народа, о благе его...

По своему характеру, по своим убеждениям оба старика представляли явные противоположности. Оба были разумны, оба убелены сединами и умудрены жизненным опытом, и оба всеми силами сердца желали блага родному народу. Слава, счастье родной страны были для них всем; но глядели они на одно и то же с разных сторон.

Так, Велемир полагал, что благо и счастье славянских народов заключаются в строгом соблюдении заветов старины:

— Как отцы и деды наши жили, так и мы должны жить. Горе славянам, если изменят они старине!

Мудрый Гостомысл, хотя и соглашался со жрецом Перуна, но вовсе не был противником нововведений — разумных, конечно. Он отлично понимал, что времена меняются, а вместе с ними меняются и условия жизни.

— Не так ты говоришь, отец Велемир! — возражал иногда суровому жрецу новгородский посадник. — Никто не говорит, что не нужно держаться обычаев старины. Но и в новом, право, есть немало хорошего... Нельзя нам пренебрегать новым. Посмотри сам: природа подсказывает нам, что нельзя вечно держаться одного и того же.

— Где же ты это видишь в природе?

— И ты, служитель Перуна, не замечал этого? В жаркое лето и рубахи тяжелы, а что бы было, если бы и в студёную зиму мы носили только их, не используя тёплых шкур зверей?.. То же и в жизни. Пойми-ка ты сам!..

Велемир обыкновенно оставлял подобные замечания без возражений и погружался в глубокие думы.

В тот вечер, когда мы застали этих старцев за беседой, речь у них шла о том, что составляло предмет тайных дум новгородского посадника.

— Посмотри, отец Велемир, — убеждённо склонял Гостомысл, — что происходит ныне на Волхове! Совсем развратился народ славянский, мало в нём стало правды. Брат на брата кровью идёт, брат за братом, как за диким зверем, охотится. Нет прежнего мира, нет прежнего согласия... Возьми хотя бы Вадима.

Велемир глубоко вздохнул:

— Да, Вадим... Много уже вреда сделал этот юноша земле приильменской...

— И сколько ещё вперёд сделает, кто знает!.. — подхватил Гостомысл. — А отчего это всё? Оттого, что нет над ним крепкой власти, которой бы и твой любимец Вадим ослушаться не мог...

— О какой власти ты говоришь? В каком роде приильменском такая власть есть? Каждым родом старейшина управляет, суд и милость творит!

— Вот в том-то и дело... Как один родич обидит другого, так и найдут они, пожалуй, и суд, и управу... А что бывает, когда люди из разных родов сходятся? Для каждого старейшины свои и правы, и дороги; каждый за своего и стоит. Где же тут правда?

— Что же делать-то?

— Одного владыку нам надобно — вот что!..

— Покориться? Никогда. Стать рабами?.. Нет, мы родились и жили свободными. Такими же и умрём.

— Кто говорит про рабство? — усмехнулся Гостомысл. — Не было и не будет его в землях славянских. Говорю только, что одного судью для всех нас нужно... Но, чу!.. Что такое?

За стеной горницы послышался странный шум, как будто какое-то животное скреблось и возилось у порога. Велемир хотел было призвать слуг, но шум вдруг прекратился. Дверь заскрипела и хлопнула, и перед беседующими появилось ужасное, мало напоминающее человека существо.

— Мал, кудесник болгарский! — не без испуга воскликнули оба старца.

Появление Мала, впрочем, не столько испугало, сколько удивило их. Болгарский кудесник никогда не выходил из своей чащи, не появлялся среди людей. Редко даже видели его. И вдруг он сам, без всякого зова, явился к жрецу грозного славянского кумира.

— Беседуйте, беседуйте! Наслаждайтесь жизнью и её радостями! — прохрипел он. — Спите сном крепким, непробудным... А близко уже время ваше!.. Грозные тучи идут на вас с далёкого севера. Поднимается на вас злой сокол. Летит он на Ильмень со своими соколятами, свет солнечный затмевая. А вы здесь беседуете...

— Что же ты хочешь сказать нам, старый Мал? — несколько оправился от смущения Гостомысл.

— Что? Жалкие! Вы ещё понять не хотите! Из своего заветного леса вышел Мал не по своей воле... Того пожелали высшие существа. Они приказали Малу явиться к вам и возвестить их волю. Гибель ждёт роды приильменские. И ничто, ничто не спасёт их. Летит с севера грозный сокол, и в страхе трепещут перед ним жалкие голубки... Кто виноват? Вы сами. Ваши раздоры губят вас. Никто не хочет никому повиноваться, каждый хочет быть больше и выше другого. Да вот и новая весть... слышите?