В тупике

— После окончания войны в поселке многие поговаривали, что Карой Пензеш был вхож в пансион и даже тесно связан с вдовой Кочишне. Народный трибунал, проводивший денацификацию, за издевательства и пытки мирного населения строго осудил многих здешних нилашистов и бывших жандармов. Так, например, начальник местного участка жандармерии, ротмистр Арпад Бодьо получил пятнадцать лет тюрьмы, а его, подчиненные поменьше, но тоже по заслугам.

— Благодарим за информацию.

Выйдя из здания поселкового Совета, я сказал Козме:

— Пожалуй, лучше всего начать с вдовы Яношне Баги. Побеседуем с ней, а потом ты поедешь в областную прокуратуру и ознакомишься с протоколами заседаний трибунала. Надеюсь, с их помощью мы получим дополнительные подробности о тех событиях, которые здесь разыгрались когда-то. Возражений нет?

Когда Яношне Баги поняла, что ее посетители сотрудники милиции из Будапешта, она немного смутилась и негромко сказала:

— Проходите в дом, пожалуйста. Вот тут я и живу, в этой квартирке, вдвоем с сыном. — Говорила она спокойно и непосредственно. — Большой уже, в четвертый класс перешел.

— На что существуете, тетушка Баги?

— Получаю за мужа небольшую пенсию, для сына. А сама работаю приходящей. Кому постирать, убрать, полы помыть, кому обед сготовить. Ничего, нам хватает.

— Вы не могли бы вспомнить, как вы познакомились с Юлией Кочишне? — спросил я почти без перехода.

Яношне Баги вздохнула, глаза ее стали печальными.

— Бедняжка! Она никогда, наверное, не думала, что ее ожидает такая страшная смерть. Добрая, очень добрая была госпожа. А познакомилась я с ней уже после того, как она приобрела в аренду дом под пансион, а мой муж поступил к ней работать садовником. Он привел в порядок сад, разбил цветник, ухаживал за виноградником, ремонтировал водопровод, одним словом, всю работу вокруг дома делал.

— Разве Кочишне арендовала, а не купила свой дом? — Меня этот факт заинтересовал.

— Нет, не купила. Насколько я знаю, она заключила договор об аренде на двенадцать лет. Вот и мужа моего, наверное, потому убили, что он служил у Кочишне. — Вдова Баги неожиданно расплакалась.

— Вы это точно знаете? Кто убил вашего мужа?

— Говорили, будто это дело рук эсэсовцев или жандармов. Но кто из них именно и за что, об этом никто не знает.

Баги горько плакала, не в силах удержать слезы.

— Не нужно плакать, тетушка Баги. Быть может, нам еще удастся разыскать убийцу.

— В это я уже перестала верить. Да и что с того? Отца моему сыну все равно не вернуть. В тот вечер, когда муж в последний раз уходил из дома, он сказал мне: «Иду по очень важному делу, постараюсь скоро вернуться. Не волнуйся, мамочка». И с тех пор я его больше не видела. На другое утро его нашли изрезанным на куски на железнодорожных путях, по которым ночью прошел не один поезд. Жандармы объявили, что он был пьян и сам свалился из вагона под колеса. Но как это могло случиться, не представляю. Зачем ему было лезть в вагон? Да и пьяным он никогда не бывал, я этому не верю. За всю нашу с ним жизнь он глотка палинки не сделал, да и вообще не пил. После войны могилу его вскрыли, вынули, сердечного… Врачебная комиссия осмотрела останки и дала заключение, что он был убит выстрелом в затылок. Точно так же, как и прежнего садовника, дядюшку Петера Руми. Старик ведь тоже работал у Кочишне.

— Расскажите, как вы попали к ней на службу.

— По рекомендации мужа. Он же и меня уговорил, «Пойдешь, не пожалеешь, — сказал он. — Ведь ты все умеешь: и варить, и жарить, и парить. Тем более тебе не впервой в поварихах состоять, была уже». Я согласилась, на другой же день пришла к Кочишне, мы поладили, а вечером я уже хозяйничала на кухне.

— Какие люди жили в пансионе Кочишне?

— Всякие. И венгры и иностранцы.

— А каких национальностей были иностранцы?

— Этого сказать не могу, я ведь не понимаю по-иностранному. На каких они языках разговаривали, не знаю, — призналась Багине. — Но моя хозяйка отлично с ними объяснялась. Помню, были и такие гости, которые жили весь год напролет, потом уезжали на короткое время и снова возвращались. Жили там и семейные пары, и одиночки. А в 1944 году, когда гитлеровцы оккупировали страну, из старых постояльцев вернулись два-три человека, не больше.

— Вы могли бы назвать тех, кто жил у Кочишне при фашистах?

— Нет, не помню. Вот только одного человека помню хорошо, потому что он жил в пансионе дольше всех, хотя часто отлучался. Высокий блондин, в очках, молодой еще человек, лет двадцати пяти. Он всегда ходил только в цивильном платье. По-венгерски не говорил, во всяком случае, я ни разу не слышала. Я видела его на улице за неделю до того, как пришли русские. Тогда я уже не работала в пансионе. Как-то раз хозяйка сказала мне: «Будь с ним осторожна. Это очень опасный и жестокий субъект». Видно, Кочишне тоже его недолюбливала.

— Почему вы ушли из пансиона? Поссорились с хозяйкой?