- Вы, должно быть, знаете, какие танцы сейчас в моде при дворе?
Элисса была права: ему не стоило так много говорить о придворной жизни. Теперь женщины считают его знатоком придворных обычаев и нравов и станут донимать его разными глупыми вопросами.
- Мне не так уж часто приходилось бывать при дворе, - .сказал он.
- Вы скромничаете! Молва утверждает, что вы там дневали и ночевали!
- Эта, что ли, развилка? - спросил Ричард, радуясь представившейся возможности сменить тему.
- Да. Теперь сворачивайте налево. Налево! - крикнула Антония, поскольку Ричард повернул направо.
- Вы уверены, что надо сворачивать именно в эту сторону? - недоверчиво спросил Ричард.
- Полагаю, мне лучше знать, где находится отчий дом, - пропела Антония и с хитрым видом посмотрела на Ричарда. - Интересно, почему вы хотели свернуть направо? Уж не замыслили ли вы что-нибудь дурное?
Ричард не выдержал:
- Моя дорогая юная леди! Хочу заверить вас, что мои помыслы чисты, как родниковая вода, но вот ваши внушают мне большие сомнения.
- Милорд! - с возмущением вскричала Антония.
- Женщины часто меня домогались, и я изучил все их уловки. Так что вы, леди, можете хоть догола раздеться - я к вам и пальцем не прикоснусь. Кроме того, я знаю наверняка, что никакого растяжения у вас нет и вы все это выдумали.
- Я.., я.., вы.., вы... - Антония покраснела как рак, и Ричард понял, что еще немного, и она зальется слезами.
Отвернувшись от Ричарда, девушка стала слезать с лошади.
- Я правда потянула связки! - воскликнула она. - А вы невесть что обо мне подумали, нахал!
Коснувшись земли ногами, она часто-часто заморгала, словно от боли.
Блайт хмыкнул. Девчонка довольно убедительно разыграла оскорбленную невинность. К несчастью для нее, она забыла, какая именно лодыжка у нее якобы болит, и теперь хромала на другую ногу.
Ричард не сомневался, что, оставь он Антонию здесь, у развилки, она станет рассказывать всем и каждому, какой он невоспитанный чурбан и жестокосердный человек. Хотя ему лично было на это наплевать, он знал, что разговоры на эту тему вызовут неудовольствие Элиссы и опечалят ее.
- Прошу меня извинить, - пробурчал он. - Я, знаете ли, слишком долго общался с актерами, а они мастера на розыгрыши. Позвольте мне помочь вам снова сесть на лошадь. После этого мы, как вы того хотите, повернем налево и продолжим путь.
- Ваши извинения принимаются, - с величественным видом произнесла Антония.
- Скажи, Уил, где ты услышал это-выражение? - негромко спросила она.
- На.., на конюшне.
- От кого?
У Уила по щекам заструились слезы.
- Он очень злился, мама. - пробормотал мальчик, поднимая на Элиссу глаза. - Но не на меня, нет... - торопливо добавил он.
- Это был Ричард?
Уил вытер нос и кивнул.
- Понятно. Я обязательно скажу ему, что у нас дома употреблять такие грубые слова не принято. И гнев не может служить этому оправданием. Прошу тебя, Уил, никогда больше этих слов не говорить. Ты меня понял?
Уил с обреченным видом снова кивнул.
- Кроме того, ты наказан и не будешь ездить верхом до конца недели.
Мальчик в ужасе посмотрел на мать.
- Но...
- Никаких "но"! Такая мера заставит тебя запомнить на всю жизнь, что истинного джентльмена узнают по тому, что и как он говорит. А теперь отправляйся к себе в комнату и сиди там, пока я тебя не позову.
Понурив голову, Уил шаркающей походкой, как старик, вышел из комнаты.
Наконец сэр Блайт добрался до дома Антонии. Он валился с ног от усталости и, кроме того, был зол как черт. По счастью, Антония всю дорогу до Норберт-Холла хранила молчание: поняла, должно быть, что, домогаясь его, несколько перегнула палку. Или, быть может, мрачное настроение Ричарда передалось ей и излечило ее - по крайней мере на время - от излишней разговорчивости, кто знает?
Распрощавшись со сластолюбивой девицей и двинувшись в обратный путь, Ричард постарался выбросить из головы Антонию и вновь вернуться мыслями к предстоящему объяснению с Элиссой. У него в голове снова стали одна за другой прокручиваться умилительные сцены примирения - страстные речи, горячие поцелуи, ласки, потом снова поцелуи и ласки и так далее, до бесконечности...
Неожиданно его взгляд напоролся на каменную постройку оставшегося от былых времен павильона.
Все еще стоит, проклятый, с ненавистью подумал Ричард и дал себе слово при первой же возможности срыть павильон до основания.
Однако настроение у Ричарда после этого не улучшилось, а, наоборот, еще больше испортилось.
Почему, спрашивается, этот проклятый павильон не был уничтожен землетрясением, молнией или еще каким-нибудь образом? Почему, в конце концов, первый муж Элиссы, сторонник современных направлений в архитектуре, не велел разобрать его по кирпичику, чтобы выстроить на его месте не менее чудовищное, но зато абсолютно новое здание?
Обуреваемый этими безрадостными мыслями, Ричард доехал до конюшни. Не успел он соскочить с коня, как перед ним, словно призрак из преисподней, возник грум, который, похоже, дожидался его появления в течение нескольких часов.