В воскресенье рабби остался дома

— Прекрасно. Там одно окно разбито, я велел Тэду на время заклеить его скотчем. Перед закрытием проверь и убедись, что заклеено хорошо и надежно, договорились?

Выходя, он поблагодарил швейцара, похвалил за осмотрительность и сунул ему пару сигар.

— Спасибо, мистер — э-э…

— Пафф.

— Ах, да. Большое спасибо, мистер Пафф. В следующий раз я не забуду.

Вернувшись к машине, он обнаружил, что ее зажали с обеих сторон. Он весь вспотел, пока выбрался. «Я становлюсь слишком старым для этого», подумал он. Тут он вспомнил, что не завтракал. С тоской отметив заполненную стоянку возле ближайшего ресторана, он решил поесть по дороге и остановился в закусочной, где единственный свободный табурет был перед грилем. Мрачно наблюдая за низеньким поваром в грязном переднике, он съел сухой гамбургер и выпил чашку плохого кофе.

Глава V

В кафетерии для служащих компании «Гексатроникс» на шоссе № 128 посередине стоял длинный стол, где сотрудники обычно ели по-семейному, а вдоль стен был ряд отдельных кабинок для тех, у кого были гости и кто хотел поговорить наедине. Тед Бреннерман просмотрел меню и обратился к хозяину:

— А вы, ребята, неплохо тут устроились. — Он сделал заказ, и как только официантка ушла, наклонился через стол. — Так вот, Бен, в храме у тридцати семи человек стулья с именными табличками, еще пятьдесят-шестьдесят всегда занимают одни и те же места — итого, считай, сотня. А мы — чернь — если иногда и попадаем поближе, на следующий год все равно оказываемся на галерке. В прошлом году я сидел в последнем ряду. Какая разница? Да никакой. С усилителем слышно не хуже. Но многие относятся к этому не так. Они хотят сидеть впереди.

Высокий, красивый, молодой, Тед был нетерпелив и всегда заразительно улыбался.

— Но они заплатили за эти места. По крайней мере, те, у кого есть именные таблички, — заметил Горфинкль.

— А ты этому не верь. Я во всем разобрался. Я просмотрел протокол общего собрания, которое было пять лет назад. Тогда они только начинали кампанию за строительный фонд и наобещали чего угодно. И Беккер, который был тогда президентом, сказал, что любой, кто пожертвует тысячу баксов, сможет из года в год резервировать свое место. То есть не было такого, чтобы правление это решило и за это проголосовало. Это было так, по ходу, и получилось экспромтом, понимаешь? Тогда, — он сжал руку Горфинкля, чтобы подчеркнуть сказанное, — правлению на следующем заседании пришлось вынести хоть какое-нибудь постановление, чтобы вытащить Беккера из ловушки, в которую он сам себя загнал. И они сказали, что за теми, кто пожертвовал тысячу баксов, остаются их места — каждый год до последнего дня продажи мест.

Но тут же, в следующем году, они вообще перестали продавать места и зачли те бабки как ежегодные членские взносы, так что, как мне кажется, эти ребята вообще не имеют никаких прав на тепленькие местечки, которые они постоянно занимают. Я тебе больше скажу: не все из них — у кого на местах есть именные таблички — дали свою тысячу баксов.

Горфинкль, приземистый человек лет сорока пяти с квадратным лицом, ответил:

— Скоро мы будем устанавливать сиденья по типу театральных. Может, подождем с этим до тех пор?

— Проект Нуссбаума? — Бреннерман рассмеялся. — Он пришел ко мне сразу после того, как меня выбрали председателем «Братства», — я должен был убедить своих начать кампанию по сбору дополнительных средств на установку новых стульев. И буквально на прошлой неделе он снова заговорил об этом. Последние четыре года он приставал к каждому председателю «Братства» — и женской общины тоже. Я сказал ему, что большого энтузиазма, похоже, не дождешься.

— Не знаю, эти стулья ужасно неудобные. А наших денег хватит только на половину.

— И обидно, что деньги-то лежат, да не про нас. О, а что если протолкнуть эту идею на презентации фонда социальной активности? Скажи, а можно завещание миссис Оппенгеймер истолковать так, чтобы мы могли получить деньги хотя бы на покупку обивки для сидений?

Горфинкль покачал головой.

— Ничего хорошего это не даст. Стулья станут выше, а они и так слишком высокие. Дело не столько в сиденьях, сколько в спинках. Слишком уж они прямые. Единственный, кому они нравятся, — доктор Клейн, остеопат. После Йом-Кипура у него больше пациентов с болями в крестце и судорогами в ногах, чем за весь год.

Бреннерман рассмеялся.

— А кто их вообще выбрал, именно эти стулья?