В живых не должен остаться никто!

— Хорошо, — задумчиво протянул Олег, а затем быстро спросил: — Кстати, а откуда Крест узнал о ваших бумагах? Вы говорили кому-нибудь о них?

Рожков отрицательно замотал головой.

— Нет, я никому не говорил о них. Я доверился только одному человеку.

— Кто он? Его имя?

Это сотрудник ФСБ майор Томилин. Он сказал, что давно наблюдал за мной, прежде чем решиться на контакт. Меня давно мучила совесть, и я всё ему рассказал. Я не…

Олег жестом остановил Рожкова.

— Теперь всё стало на свои места. Круг замкнулся. Крест узнал о ваших бумагах от Томилина.

— От него? — удивлённо воскликнул Рожков. — Но он ненавидел Креста. Он…

— Томилина предали свои же. И не вините его. Он уже месяц как в тюрьме. В Павловской исправительной колонии.

— Я не знал. А в этой чёртовой колонии у Креста везде свои люди, — глухо сказал Рожков. — И на «зоне», и в охране.

Олег остро взглянул на врача.

— Повторяю: не вините его, доктор. Раз Крест узнал о бумагах только сейчас, значит, Томилин держался целый месяц. В конце концов, пытками и угрозами можно сломить любого. Да и с другой стороны, чего ему жалеть вас. Вы ведь тоже убийца.

— Я знаю, — не поднимая головы, глухим голосом ответил Рожков.

— Вот и хорошо, не забывайте об этом, — подытожил Олег. — Мне жаль вас, потому что я сам прошёл через всё это. Этого не пожелаешь и врагу. Но из-за вас, доктор, мне пришлось нарушить свою собственную клятву: не оставлять убийц моей семьи в живых.

— Я понимаю, — немного растерянно ответил Рожков. — Я бы рад, но моя дочь…

— Хватит об этом. Что сделано — то сделано. А теперь дайте мне номер вашего телефона. Должен же я знать, куда мне потом звонить.

— Да-да, — засуетился Рожков. Он поспешно вскочил, но потом остановился и вопросительно посмотрел на Олега: — Вы позволите, я пройду в спальню за бумагой и ручкой?

Олег отошёл в сторону.

— Идите. Только без глупостей, — в его глазах вновь сверкнули молнии — не смотря на слова, он всё равно не мог до конца поверить, что он согласился на предложение Рожкова. Но и поступить иначе он не мог. Он видел мятущуюся душу Рожкова и каким-то шестым, или седьмым там чувством понимал, что ему его убивать нельзя. Никак нельзя. Если он убьёт его, то тем самым примет все его грехи на себя. Бог ему этого не простит. Не простит. Да и не нужны ему лишние грехи. Тем более такие, как убийства детей. Ему хватает и своих грехов… — Идите, я буду ждать вас здесь.

Рожков, опасливо поглядывая на Олега, медленно обогнул его и торопливо устремился в спальню. Олег посмотрел на журнальный столик — пистолет доктора сиротливо лежал на самом краю. Рожкову было не до него. И обманывать Олега он явно не собирался.

Через минуту Рожков вернулся с маленьким листком бумаги, который осторожно протянул Олегу:

— Вот, возьмите. Здесь два телефона: один обычный, домашний, а второй — моего «сотового». На работу я завтра не пойду — останусь здесь и буду ждать вашего звонка. Буду надеяться, что вы позвоните…

— Если ваша дочь ещё жива, я найду её! Обещаю! — Олег сказал это с такой уверенностью, что Рожков только послушно закивал головой.

— Если у вас всё, то я пойду. — Олег вопросительно взглянул на доктора — тот явно о чём-то его хотел попросить.

— Постойте, пожалуйста, — волнуясь, произнёс Рожков. Он нерешительно посмотрел на Олега и, затем, чуть запинаясь, продолжил: — У меня к вам большая просьба. Если вы освободите мою дочь, передайте ей, пожалуйста, что перед тем как покинуть наши края, пусть обязательно зайдёт к бабе Дусе. Это старая соседка моей матери, Мария знает. Скажите ей, что это очень важно. Пожалуйста, передайте ей это — ведь я, скорее всего, уже больше не увижу её. — Рожков замотал головой, прогоняя невольно нахлынувшие слёзы. — Скажите ей, что я очень любил её. И пусть бежит подальше отсюда, чтобы люди Креста никогда не нашли её.

Рожков замолчал. Олег подождал немного, ожидая, что тот ещё что-нибудь добавит, а затем тихо сказал:

— Я всё передам.

И, повернувшись, молча направился к выходу.

Едва за таинственным гостем закрылась входная дверь, Рожков без сил рухнул в свое кресло. Его взгляд упал на бутылку с остатками водки — но пить после всего случившегося больше не хотелось. Его до сих пор трясло от страха и тревоги: о, Боже, правильно ли он сделал, и кому всё-таки он доверил свою дочь?

Вспомнив про горящие кровью глаза гостья, Рожков поспешно вскочил и бросился в спальню. Достав из чемодана, лежавшего под койкой, бабушкину икону Пресвятой Богородицы, он поставил её на прикроватную тумбочку и молча рухнул на колени…

Ему о многом ей нужно было рассказать и о многом попросить…

Как же всё-таки часто мы забываем о своих прошлых грехах и вспоминаем о них только тогда, когда приходит время платить за них, а избежать платы, увы, уже невозможно, точно также как и что-то изменить…

* * * * *

Выйдя из подъезда, Олег с наслаждением вздохнул свежего морозного воздуха и неторопливо, словно прощаясь, обвел глазами залитые огнём ночные улицы Саровска.