И вот, когда я брожу так по улицам, то вполне могу сойти за ненормального. Каждый раз, проходя мимо ювелирной лавки или магазинчика, где, по моим понятиям, наверняка водятся деньжата, которых мне так недостает, я начинаю присматриваться к этим заведениям, прикидывая в уме, как бы туда проникнуть, чтобы прибрать к рукам все, что там есть. И если я до сих пор этого не сделал, то вовсе не из-за того, что отбило охоту, – ведь провернуть здесь дело проще простого, деньги сами просятся в руки.
Суть в другом: до сих пор мне удавалось выигрывать партию с самим собой. Я не совершил никакого преступления ни против этой страны, ни против ее народа, оказавших мне доверие. И было бы постыдно, безнравственно, подло вести себя иначе. Что может быть более гнусным, чем насиловать дочерей в доме, который приютил тебя? Но я боюсь, боюсь за себя, боюсь, что однажды не выдержу, не смогу устоять против соблазна и совершу преступление. Все это угнетает меня. Время от времени я теряю веру в то, что способен жить честным трудом. Нет никакой возможности, пытаясь выжить честным трудом, собрать огромную сумму денег для того, чтобы отомстить за себя. Между нами, Леон, я на пределе.
Большой Леон слушал меня не перебивая. Только внимательно смотрел мне в лицо. Выпили по последней почти без слов. Он поднялся и предложил встретиться на следующий день: пригласил пообедать с ним и Педро Чилийцем.
Мы встретились в тихом ресторанчике, сели в беседке, обвитой зеленью. День был прекрасный.
– Я размышлял над тем, что ты мне сказал, Папи. Теперь послушай меня, хочу объяснить, почему мы в Каракасе.
Они здесь только проездом и направляются в другую южноамериканскую страну. Наклевывается серьезное дело: надо взять один ломбард. По словам одного из служащих и по их собственным данным, там хранится порядком драгоценностей. Если их перевести в доллары, то каждый участник окажется с солидным кушем. Вот почему они и разыскивали Рыжего. Хотели предложить ему войти в дело вместе с самолетом. Но опоздали.
– Если хочешь, Папи, можешь поехать с нами, – предложил в заключение Леон.
– У меня нет паспорта, да и сбережений не ахти.
– Паспорт не проблема, правда, Педро?
– Считай, что он у тебя в кармане, – подтвердил Педро, – и на чужое имя. Так что официально ты не выезжаешь из Венесуэлы и не возвращаешься обратно.
– И сколько примерно он стоит?
– Не дороже тысячи долларов, поскольку страна все-таки не рядом. Бабки имеются?
– Да.
– Тогда порядок, в твоем положении раздумывать не приходится.
Две недели спустя, на следующий день после провернутой операции, я уже мчался в машине, взятой напрокат, прочь от одной южноамериканской столицы. Отмахав несколько километров, я зарыл в землю жестяную коробку из-под печенья, в которой лежали драгоценности – моя доля.
Хорошо продуманное дело завершилось удачно. В ломбард мы проникли через примыкающий к нему магазин по продаже галстуков. Леон и Педро не раз захаживали туда и делали покупки, интересуясь в основном системой запоров и прикидывая, в каком месте лучше всего проделать дыру в стене. Сейфов там не было, вместо них стояли обитые железом шкафы. Попали мы туда в десять вечера в субботу и вышли в одиннадцать вечера в воскресенье.
Операция прошла без сучка без задоринки. Коробку я закопал под большим деревом километрах в двадцати от города. Я без труда отыщу это место, когда захочу. Дерево было приметное: оно росло прямо за мостом, ближе к обочине дороги, первое от леса. Я сделал на нем зарубку ножом. Кирку выбросил на обратном пути километрах в десяти от того места.
Вечером мы все втроем оказались в шикарном ресторане. Пришли по одному и встретились как бы случайно у стойки бара, а потом уж решили вместе поужинать.
Каждый сам прятал свою долю: Леон – у приятеля, а Педро, так же как и я, закопал свои драгоценности в лесу.
– Видишь ли, – объяснил мне Леон, – личный тайник всегда лучше. В этом случае никто не знает, как поступили остальные со своей долей. Такая мера предосторожности очень распространена в Южной Америке. Если, положим, тебя заметет полиция, то, поверь мне, сладко не будет. И если уж начнешь колоться, то выдашь только себя. Короче, Папи, ты доволен дележом?
– Откровенно говоря, я убежден, что мы правильно оценили на глаз каждую вещицу. Все отлично. Мне нечего добавить.
Итак, все было в порядке и все довольны.
– Руки вверх!
– Какого черта! – воскликнул Леон. – Вы с ума сошли!
Но выяснять отношения нам особенно не пришлось. Не дав нам опомниться, нас обработали дубинками, надели наручники и, затолкав в машину, отвезли в полицейское управление. Мы не успели даже покончить с устрицами.
В той стране, ребята, полиция не сидит сложа руки. Нас допрашивали целую ночь, не меньше восьми часов. Первый вопрос:
– Значит, вы любите галстуки?
– Идите к черту!
И так далее. К пяти часам утра на теле у нас не осталось живого места. Видя, что из нас ничего не вытянешь, фараоны совершенно озверели и просто зашлись от ярости:
– Ну хорошо! Вы здорово распарились и нагнали себе высокую температуру, надо вас немножко остудить.