Вагнер

Пока же композитор благополучно прибыл в Санкт-Петербург и поселился на Невском проспекте в немецком пансионе в доме 38 (именно такой адрес фигурирует в его петербургских письмах). И, словно ставя точку, подводя итог своему непростому отношению к России, Вагнер в мае 1863 года написал Марии Калергис весьма показательную фразу: «Я очень полюбил русский национальный характер»^[374].

Третьего марта, во вторник, состоялся первый концерт Вагнера в Санкт-Петербурге. Хотя изначально он планировал всего два выступления (третье до последнего оставалось под вопросом), в итоге ему пришлось выступить перед русской публикой целых девять раз: дать шесть концертов в Санкт-Петербурге — 3, 10 и 18 марта (бенефис), 2, 14 (бенефис) и 17 апреля (по старому стилю соответственно 19 и 26 февраля, 6 и 21 марта, 2 и 5 апреля) и три концерта в Москве — 25, 27 и 29 марта (13, 15 и 17 марта). Помимо собственных произведений Вагнер дирижировал Третьей, Пятой, Шестой, Седьмой и Восьмой симфониями Бетховена^[375], а также «Молитвой русского народа» (гимном «Боже, царя храни»), которую публика слушала стоя. Интересно, что свой последний петербургский концерт 17 апреля Вагнер дал «с

Высочайшего разрешения… в пользу бедных семейств лиц, содержащихся за долги»; то есть это был благотворительный концерт, средства от которого были переданы семьям заключенных долгового отделения тюрьмы. Очень показательный жест именно в отношении Вагнера!

Успех первого же концерта превзошел все ожидания. Вагнер писал 5 марта Минне, с которой после разлуки у него установились ровные дружеские отношения: «…Вот я и в самом деле здесь, в Петербурге, мне и самому всё это словно пригрезилось. В прошедший вторник состоялся мой первый концерт и вышел на редкость блистательным; на следующий вторник (10 марта. — М. З.) назначен второй. Если не получу из Вены никаких срочных новостей, то попытаюсь устроить себе еще бенефисный концерт… Город же просто роскошный, но нам-то что до этого. По крайней мере, я выезжаю только в закрытой повозке, дабы обеспечить хоть какое-то укрытие. Ведь здешний климат ужасен: стоит мне только выйти из дома, как меня мгновенно пронизывают беспрестанные ветры и на редкость едкий воздух… И все же диву даюсь — именно в России мне подают руку помощи, и нет бы мне в самой Германии поискать того же. Ну, то ли дело Саксония, любимая Саксония, добропорядочный Лейпциг, ах, да и драгоценный, именитый Дрезден! Уж там-то со мной, пожалуй, обойдутся, как с паршивой кошкой! Моя горькая доля понемногу начинает меня забавлять»^[376]

.

Сразу после успеха первого концерта Вагнер был принят в высшем обществе, в частности у великой княгини Елены Павловны[377]. Он свел знакомство с такими выдающимися деятелями русской музыкальной культуры, как А. Г. Рубинштейн[378] (несмотря на его активное неприятие со стороны А. Н. Серова), граф М. Ю. Виельгорский[379]

и певица Ю. Ф. Абаза[380].

На вагнеровских концертах присутствовал тогда и молодой Петр Ильич Чайковский (1840–1893). Его отношение к Вагнеру-композитору всегда оставалось сложным, но, пожалуй, наиболее честным и объективным. Чайковский — один из очень немногих — не принадлежал ни к противникам Вагнера, ни к его обожателям. Он всегда говорил то, что думал, и его мнение никак не зависело от окружения и моды. Однако Вагнер-дирижер

сразу и навсегда стал для Чайковского настоящим эталоном мастерства. Вспоминая впоследствии его петербургские концерты и сравнивая исполнительский талант Вагнера с другим дирижером, Чайковский писал: «В нем (дирижере Э. Колонне. — М. З.) мало огня, во всей его фигуре нет того престижа, той повелительности, которая порабощает оркестр до того, что все они делаются как бы одной душой, одним колоссальным инструментом. Впрочем, во всей своей жизни я видел только одного такого дирижера — это был Вагнер, когда в 1863 году он приезжал в Петербург давать концерты, причем продирижировал несколько симфоний Бетховена. Кто не слышал этих симфоний в исполнении Вагнера, тот не вполне их оценил и не вполне постигает всё их недосягаемое величие»^[381]. Эта оценка свидетельствует о многом!

После столь успешных двух первых выступлений бенефисный концерт Вагнера, естественно, состоялся, причем музыканты выразили желание играть на нем бесплатно, выражая тем самым высшую степень уважения к композитору. Сам композитор вспоминал: «Успех концерта превзошел все ожидания. Никогда еще, кажется, публика не принимала меня с таким энтузиазмом, как здесь. Уже в первый момент устроенный мне прием своей продолжительностью и бурностью совершенно смутил меня, что бывало со мной редко. Этому энтузиазму публики сильно способствовало пламенное одушевление самого оркестра, потому что именно музыканты всё снова и снова возобновляли бешеную бурю аплодисментов. В Петербурге это, по-видимому, было явлением необычным. Я слышал, как они обменивались восклицаниями: „Только теперь мы узнали, что такое музыка“»^[382].