Вагончик мой дальний

До появления бородача мне и в голову не приходило высчитывать, кто у нас кто. Более того, я был уверен, что мы во всем с Зоей ровня: и в беде, и в нашем коротком счастье. А значит, вместе решаем, какой дорогой и куда будем двигать. И вдруг стало очевидным, что Зоя в нашей двойке рулевой, который определяет маршрут. Не только в тайге, но и в судьбе. Не случайно теть-Дуня как-то произнесла, указывая на

Зою: мол, женский ум быстрей многих мужских дум.

Вот и сейчас не я, Зоя настояла на том, чтобы не покидать обжитую нами хибару.

– Знаю, здесь опасно, – говорила она, заглядывая мне в глаза, приближая лицо, – я чувствовал пряный запах ее волос. – Они нас, и правда, не пожалеют. Не случайно их назвали шакалами… У них одни инстинкты… Я это поняла, когда была там… в штабнухе…

Я молчал. Хотя настороженный взгляд, который наш гость при каждом шорохе обращал к лесу, не выходил у меня из головы. Если охотник не испугался рыси, но каждое мгновенье остерегается встречи с шакалами, значит опасность ближе, чем мы себе представляем.

Зоя провела ладонью по моим волосам, погладила, как маленького ребенка.

– Я хочу, чтобы ты знал: я тоже боюсь. Но я еще знаю, что эта ночь у нас на двоих – последняя. Другой может не быть, правда! Мы должны остаться… Только ночь… Одна ночь!

Я помотал головой. Не то чтобы не поверил ей, но усомнился в ее предчувствии. Инстинкт любви сильней инстинкта страха – вот что я тогда подумал. Она рискует ради любви, может, она права?

– Ты согласен? – ласковым шепотом спрашивала она. – Ты ведь согласен? Да?

Я понимал, что соглашусь. Но тогда не поверил ей. И напрасно.

Любящим надо верить, они провидцы. А то, что говорят, будто любовь слепа, это о другом. О мелочах быта, сплетнях да косых взглядах.

Грешен, я тогда не расслышал, не проник в смысл ее слов о том, что она, как Васька-чудодей, слышит голос судьбы, которая предрекает нам последнюю ночь. Что еще нам этот голос предрекает, она не сказала.

Сейчас уверен: она знала про нас все наперед.

Но, если на чистоту, оставлять избушку мне тоже не хотелось. Ждать до обещанной золотой свадьбы долго. Однако один день и одну ночь из назначенных пятидесяти лет мы можем себе позволить побыть тут, послав подальше людоедов, шакалов, охранников, штабных крыс…

Чур-чура! Их нет! Нет! Нет!

Последние слова я произнес вслух. Зоя тут же возразила:

– Они есть. Они, правда, рядом. Но мы с ними разделаемся! Вот увидишь! А сейчас разожги посильней костер. Времени не так много. А у нас все-таки свадьба.

– Вдвоем?

– Вдвоем. – И добавила почему-то шепотом, хотя нас никто не мог услышать: – Дойдем до Зыряновки… Если там церковь, мы попросим обвенчать. Ты согласен?

Я подумал сразу, что никакой там церкви не будет, а если была, то все порушено, как в Таловке, где мы работали на Мешкова. Крест скинули наземь, попа арестовали. Так старухи рассказывали. А в церкви соорудили склад, где мы перебирали мороженую картошку, отгороженную посреди алтаря старыми иконами.

Но я не стал расстраивать Зою. Я сказал, что согласен.

– Тогда готовься.

– Как?

– Не знаю. Подумай о жизни. Вот как.

Капризно передернула плечами и величаво удалилась в избушку. Я смотрел вслед, на загорелые стройные ноги, узкую девичью спину.

Вдруг подумалось, что с появлением своего дома, которым стала избушка, пусть на сутки, на несколько часов, в нас самих что-то изменилось. Особенно это ощущалось в поведении Зои. Она почувствовала себя женщиной, хозяйкой, могущей заботиться, вести хозяйство, даже повелевать. У нее голос, манера поведения стали иными. И мне, вот какая странность, это нравилось.

Я натаскал сушняка для костра, потом пробрался к узкоколейке и, прячась за кустами, понаблюдал за обстановкой. Убедившись, что нам ничто не угрожает, стал отползать назад и вдруг наткнулся на женщину, в белом платочке, с берестяным коробом для ягод. Несколько мгновений, вытаращившись, она смотрела на меня, будто увидала лешего, уронила наземь короб, рассыпав синие ягоды, и бросилась наутек. Только кусты затрещали.

Но и я растерялся. С опозданием сообразил, что о нас, как рассказывал бородач, расписано и наговорено по району такого, что мудрено не испугаться, так застращали население. Кто ж после этого не деранет, встретив в тайге опасного преступника!

Однако Зое об этой встрече я рассказывать не стал. Зачем портить праздник?

Горел костер, рыжее пламя колебало ветки на ближайшем дереве. Зоя сидела ко мне спиной, но, когда повернулась, я ахнул: на голове был венок из голубых цветов, шею украшало ожерелье из ягод поспевающей рябины, на запястьях рук травяные браслеты. Да и вся дорожка от крыльца до костра была выстлана ромашкой.

– Ты пришел? – спросила странно, не взглянув на меня. – Тогда встань вот сюда…

Я торопливо отряхнулся от травы, приставшей в кустах, и послушно встал рядом, ощутив странную робость. Впервые подумалось, что все у нас происходит по-настоящему.