Вакуум

Между тем Гефест оказался на перепутье. Опять куча дверей со всех сторон. Указатели подсказывали нумерацию путей: «Направление 1», «Направление 2» и всё в таком роде. Для местных учёных никакого труда найти нужный путь не было, но вот для чужих эти цифры значили примерно путь «В Ад или Рай», «В Ад или Рай». Гефест повернул направо не только потому, что в «Направлении 2» горело больше ламп, но и потому, что хотел запутать Контура насколько возможно.

— Слышь, Витёк… у меня походу позвонки крошатся нафиг.

— Как ты это понял? — всё тащил его Гефест.

— Спина мягкая, как жена моя… была.

— Привал?

— Ага.

Гефест нашел тёмную дверь и аккуратно открыл её. Они оказались в небольшой лаборатории, где стоял белый стол и шкафы с пробирками. Оружейник затащил Разума внутрь и положил его в угол комнаты. Вернулся к дверям, глянул за дверной косяк, где ничего не увидел и закрыл створки на засов.

— Так-то лучше. — выдохнул Разумовский.

— Может, лучше тебе сесть?

— Издеваешься надо мной… Я только голову подниму, а дальше лучше и не стараться.

Он уткнул затылок к холодному пластиковому шкафчику. Гефест уселся рядом с ним, согнув ногу, а другую выпрямив. По комнате прошлось глубокое ритмичное дыхание. Постепенно сердце Гефеста успокоилось, и в кабинете повисла тишина.

— Нам не выбраться… Ты в курсе? — спросил Разум.

— Задрал ты, Миха. Не слыхал, что мысли материальны?

— Слышал о таком, но Маше они почему-то не помогли.

— Ты второй раз в дерьме и только во второй раз за всё это время заговорил о ней. Может надо было чаще?

Разум усмехнулся.

— А зачем кому-то слушать мои сопли? Даже тебе.

— Говорят, помогает.

— Нет, — категорично ответил Разум, — никогда. Тебе-то наверно, сигару бы? Верно?

— Верно. — Гефест чуть улыбнулся. — Лучше я буду скучать по сигаре.

Разумовский прохрипел, сплюнул в сторону.

— Даже не начинай. Я не жалею, что встретил её.

— Но к чему это привело? За шесть лет здесь мы ведь так и не вышли на неё. Ни одного знака. А сейчас, походу ты придешь к ней. Мне же идти некуда.

— Ну почему? — усмехнулся Разум. — Уверен, для тебя есть свой сигарный рай.

Они оба рассмеялись. Хотелось бы в полную силу, но пришлось сдерживаться.

— И всё-таки должен быть выход. Не только же коридоры здесь.

— А может, только они, кто ж знает этих учёных…

Вдруг раздался знакомый голос, далеко, на периферии слуха.

— Гефест! — сомнений не возникло. — Разум! — кричал капитан.

— Что за… — Гефест встал.

— Стой ты! — Разум поднял руку, но Гефеста не поймал. — Ты же видел палец!

— И что? Далеко не значит, что Тёмыч не выжил!

— Мужики! — звал их голос.

Гефест шагнул к дверям, всмотрелся в левую часть коридора, откуда исходили крики.

— Проверю всё-таки. — он открыл засов и обернулся. — Не теряйся.

Он подмигнул Разумовскому, и Михаил это заметил. Оружейник тихо открыл дверь и проскользнул мимо окошек. Инженер остался один, погруженный в томительное ожидание.

Владимир просматривал очередную запись. С самого её начала звучали тяжелые стоны и громкие споры. Оператор сидел у книжного шкафа, а свет падал на него со стороны, разделяя лицо солдата пополам.

— Всё становится хуже. — говорил он тихо. — Нам пришлось убить лейтенанта. Чтоб не мучился. А командир куда-то делся… Мы понятия не имеем, куда. Никто уже не думает про первоначальную задачу… Мне вообще кажется, что Вакуум никуда не денется. Его не остановить. Не остановить…

— Лера, послушай меня! — кто-то говорил за кадром громко и настойчиво. — Или посмотри! Да что угодно!

— С нами происходит что-то странное. У Историка грубеет кожа на руках, буквально твердеет, а у меня… — Оператор сжал челюсть. — У меня ничего. Со мной всё в порядке, мам.

Вновь тяжелые стоны за кадром.

— Но медсестре хуже всех. Щетина сильно переживает за неё… боится.

— Ты бы лучше помог! — крикнул мужчина за кадром. — Переставь эту хренову лампу сюда!

Оператор встал, и камера замельтешила подстать движением его руки. Но он почему-то решил заснять как он берёт лампу (стоявшую на триподах) и как ставит её перед девушкой. Она сидела на полу спиной к стене. Её муж гладил плечи девушки, пытался найти её взгляд. Лица пока не длинные волосы загораживали её лицо чёрная шторка. Её китель был снят: осталась только зелёная майка. Вены будто бы сошли с её кожи; артерии же, наоборот, проступили вдоль рук, красной паутиной оплетая мокрое тело.

— Она вся горит, буквально горит… — Щетина чуть ли не плакал.

Он поднес руку к её лбу и отодвинул волосы. Зрачки девушки вывернулись внутрь глазницы. Прежде медленное дыхание девушки участилось, она застонала, затем замычала: свет отпугивал её, доставляя только страшный дискомфорт. Ощущения такие же, когда в глаза коптит высокоамперная дешевая лампочка. Поняв это, Щетина отпустил волосы жены.

— Какой адский ужас… — произнёс кто-то третий.

Запись оборвалась, и Владимир тут же переключился на следующую.

На этот раз Оператор куда-то шел. Коридоры освещены теми же лампами, окрашивавшие солдата в мягкий синий цвет.