Валашский дракон

Судя по голосам, доносившимся с внутренней стороны ворот, там собралось множество любопытных. Раз никто больше не мешал, Влад заглянул через отвоёванное окошко во двор. Насельницы, поняв, что на них смотрят, с охами и ахами бросились врассыпную.

Явилась суровая старуха с клюкой и, шествуя по двору, в сердцах говорила сестре-привратнице:

– Я знала, что добром это не кончится. Знала!

Гость, попытавшись развить свой успех, просунул руку в окошко уже до плеча. К сожалению, ворота делались толковым мастером, поэтому никак не удавалось дотянуться до засова. Насельницы, спрятавшись кто за угол хлева, кто за колодец, кто за поленицу, боялись даже подойти к воротам, не то что стукнуть чем-нибудь наглеца.

Лишь суровая старуха старалась не бояться:

– Тебе чего надо, гость незваный?!

– Может, пустишь? Сколько можно перед воротами держать?

– Ты не забывай, куда приехал! Греховодникам вроде тебя сюда хода нет!

Клюка – не сухие кулачки привратницы. Пришлось убрать руку, пока не попало.

– А я на постой и не напрашиваюсь, – ответил Влад. – Только заберу своё.

– Нет здесь ничего твоего!

– Как же нет? Если ты действительно в этом скиту давно пребываешь, то должна помнить, кого тринадцать лет назад привезли сюда мои люди, – возразил Влад.

– Помню! – настоятельница проговорила с вызовом. – Уж так просили принять, так просили… Мы приняли. Она несколько лет у нас жила, затем мы постриг совершили. У неё имя теперь другое, и жизнь другая, от тебя далёкая.

– Мне до этого дела нет. Отдавайте назад, что взяли.

– Назад? Ишь, прыткий! – возмутилась привратница. В присутствии «матушки» она вела себя куда смелее. – Имей почтение к святому месту! Да как ты дерзнул даже помыслить о таком? Да как твой язык не побрезговал произносить эту нечестивую речь? Совсем нет у тебя стыда и страха Божьего, иначе твои ноги сами унесли бы тебя отсюда!

– Меня Дракулом зовут не просто так, – перебил её князь Влад. – Если моё прозвище одно из имён дьявола, то как же мне ещё себя вести. Зато вы ведёте себя неподобающе – кричите и злословите. Если будете проявлять строптивость и давать волю гневу, то через меня накажет вас Господь. Ой, накажет… Вот что я вам посоветую. Явите образец христианской кротости и смирения, тогда спасётесь.

– И, правда, матушка, – привратница понизила голос, – ещё подпалят нас с четырёх сторон, а если не подпалят, так ворота порушены окажутся.

– Добром прошу. Впустите гостя, – продолжал Влад. Он-то понимал, его спутники не станут ничего рушить и поджигать даже по приказу. К счастью, страх делал своё дело – старуха-настоятельница подумала и торжественно провозгласила:

– Тебя одного пустим, а прислужники снаружи подождут. Ничего им не сделается.

Гость вошёл. Монахини и послушницы не хотели с ним говорить, лишь указывали рукой направление и сразу торопливо осеняли себя крестом.

Та, из-за кого в скиту начался переполох, ничего не знала. Она только что закончила стирку и теперь развешивала одежду сестёр на заднем дворе. Некоторые вскрики долетели и туда, но жарким летом, если развешиваешь мокрую одежду, нельзя отвлекаться, а то вещи, что лежат сверху в корзине, начнут сохнуть. После вынешь, развернёшь, а их как будто корова жевала. Чёрные рубахи, чёрные юбки, чёрные безрукавки и платки покачивались на верёвке. Осталось две корзины белья. Стирать и развешивать помогала ещё одна монахиня. Она вызвалась посмотреть, что за шум около ворот, но обратно так и не вернулась. Вместо неё пришёл некто другой.

– Слава Богу, – прошептала старостова дочь. – Уж не надеялась живым увидеть.

Рубашка, только что взятая из корзины, упала под ноги в траву.

Лицо Луминицы озарилось радостью, но стоило гостю подойти и попытаться обнять, как радость исчезла. Любимая вывернулась из объятий, попятилась.

– Чего? Сердишься на меня? – спросил Влад.

– Ты будто не видишь, кто я, – произнесла Луминица.

– А кто?

– Монахиня.

– Была монахиня. А сейчас я забираю тебя отсюда.

Старостова дочь ничего не ответила, лишь низко опустила голову и осталась стоять на прежнем месте.

– Да что ты как дикая, в самом деле! – воскликнул Влад. – Неужели я стал так страшен?

– Нет, не стал, – последовал тихий ответ.

– А что ты косишься? – продолжал спрашивать гость. – Да, годы и тюрьма не красят.

– Ты почти не переменился.

– Так в чём же дело?!

– Если увезёшь меня, то против моей воли, – всё так же тихо произнесла Луминица.

– Почему?

– Разве не видишь, что я хочу грехи замолить?! – теперь и старостова дочь возвысила голос: – Знаешь, сколько я в послушницах ходила, тебя ждала, а теперь мне назад дороги нет.

Она говорила как-то не совсем уверенно, поэтому Влад снова попытался приблизиться, обнять:

– Да брось. Совсем умом тронулась от монашеской жизни – говоришь, как старуха. Ты что, завтра умирать собралась? Успеешь ещё вернуться и грехи замолить.

– Я не поеду! – продолжала твердить Луминица, отступая к дальнему концу двора.

– Да почему?!

– Потому что если стану уезжать и возвращаться, когда вздумается, Господь не примет моего покаяния! – в голосе у старостовой дочери ясно послышались слёзы.