Валашский дракон

– Помирись с ними. Ведь это разумно – да и христианский закон велит нам прощать обиды. Сделай это, – настаивал король, – и тогда я разрешу тебе пользоваться доходами с золотого рудника в Оффенбанье, который находится под управлением городского совета Надьшебена. Ты всё жаловался, что у тебя нет своих средств. Так вот они появятся. Этого будет достаточно, чтобы содержать небольшое войско. Я сделаю тебя капитаном в моей армии. Видишь? Примирение тебе выгодно. Или ты хочешь, чтобы Брашов и Надьшебен тайно продолжали поддерживать Лайоту?

Скрепя сердце Влад поехал мириться. Дело оказалось очень простым. Король устроил всё заранее. Оставалось только следовать процедуре.

В городах, когда-то понесших большой ущерб от «изверга и разорителя», приём поначалу оказывали сдержанный, без цветов и флагов. Гость шёл в здание городского совета и там, словно обвиняемый на суде, должен был, сидя перед собранием местных старшин, выслушивать претензии. Свидетелями со стороны ответчика выступали люди из свиты князя, совсем небольшой, состоявшей из королевских чиновников. Там же присутствовал младший Влад. Все они, что бы ни услышали, сохраняли полнейшую невозмутимость.

В первые минуты обвиняемый пытался вникать в смысл речей, но очень быстро терял суть и лишь кивал. «Хоть бы поскорее закончить, – думал он, – выйти из душного помещения на воздух». Хорошо, что присутствие посторонних заставляло обвинителей не слишком увлекаться гневными тирадами, а то перечисление обвинений могло растянуться до вечера.

Когда в собрании, наконец, устанавливалась тишина, а ноги старшин переставали топать, «изверг и разоритель» вставал и говорил:

– Братья и друзья, ваши обвинения во многом справедливы. Однако я прошу вас поступить по-христиански и простить мне то, что было совершено много лет назад. Я желаю загладить вину и обещаю, восстановив свои законные права на престол, дать купцам этого города торговые привилегии, дабы со временем вы могли возместить убытки, что потерпели от меня.

За примирительными речами следовало подписание договора о намерениях, а затем стороны клялись на Евангелии. Влад клялся за себя, а избранные люди из городского совета клялись за себя и за своих подчинённых.

С этой минуты горожане становились дружелюбными, начинали улыбаться и даже похлопывали Влада по плечу. Всё собрание выбиралось на улицу, проходило шагов двести, сворачивало за угол, а вот там уже гостей встречали цветочные гирлянды, флаги. Из толпы, из окон, с балконов раздавались ликующие возгласы. Прямо на улице начиналось праздничное застолье. Влада вместе с сыном и Матьяшевых людей усаживали на почётных местах – среди старшин. Играла весёлая музыка. Народ пил, ел и плясал. Младший Влад присоединялся к танцам. Отец тоже, может, сплясал бы, но по рангу было не положено.

Уже к началу августа со всеми этими делами оказалось покончено. «Прощённый злодей» с сыном и другими спутниками отправился обратно, в венгерскую столицу, и остановился на ночлег в небольшом селении. Точного названия Влад не запомнил. Главное, там нашёлся постоялый двор.

Пока ужинали, окончательно стемнело. На первом этаже в зале для трапез догорал очаг. Люди, ещё недавно занятые игрой в кости, застольными песнями и разговорами, разошлись кто куда или мирно дремали по углам. Жена трактирщика собирала посуду.

– Ты славянскую грамоту учить забросил? – спрашивал отец у сына по-румынски.

– Нет, не забросил, – отвечал младший Влад. – Когда вернёмся, я снова возьмусь.

– Ну, смотри, а то скоро некогда будет учить. С ходу придётся схватывать.

Вдруг в дверном проёме возник вооруженный незнакомец. Затем ещё один, и ещё, и ещё. «Гостей в такое время не ждут. Может, Лайота прислал их?» – подумал Влад и, перекинув ногу через лавку, вылез из-за стола, потому что опасность лучше встречать стоя. Охрана королевских чиновников – немногочисленная, но бдительная – схватилась за мечи. Незнакомцы меж тем приближались, быстрым решительным шагом преодолевая лабиринт меж столов. И вдруг оказалось, что это вовсе не незнакомцы:

– Господин, я так рад! Так рад! – воскликнул Войко и, презрев всякие церемонии, полез обниматься.

Господин поначалу опешил, но почему бы и не обнять друга и соратника, которого не видел почти тринадцать лет. Приехали также трое других соратников, которые когда-то заседали у Влада в боярском совете. Они вели себя сдержаннее, чем Войко, наверное, не надеялись на дружеское приветствие, и потому тот, к кому они приехали, сам обнял их. Пусть не считают себя ниже по достоинству.

Охрана королевских чиновников, да и все остальные, ещё не вполне поняли, что случилось.

– Узнаёшь? – обратился Влад к сыну всё так же по-румынски, указывая на Войко.

Сын с сожалением помотал головой.

– А ты, друг, узнаёшь? – теперь Влад обратился к Войко и указывал на отпрыска.

– Неужто это наш маленький турчонок? Вырос-то как!

– Да, – ответил отец. – Я сам удивился, когда впервые увидел его у короля во дворце.

Теперь сын оглядел приезжих ещё раз, но совсем по-другому. Возможно, что-то вспомнил.