Валашский дракон

Флорентиец сделался таким говорливым, испытывая радость от того, что визит к Дракуле окончился благополучно. Восторг неудержимо рвался наружу, поэтому юноша, поблагодарив кастеляна, заметил:

– Как всё-таки хорошо, что Дракула согласился позировать для портрета. Даже не знаю, что бы мы с учителем делали, если б получили отказ.

– Делали бы всё то же – рисовали, – небрежно бросил комендант. – В королевском приказе ясно сказано, что я должен оказывать содействие. Мне положено чётко выполнять приказы Его Величества, поэтому если б узник отказался позировать, уж я бы сумел сделать так, чтобы упрямец сидел прямо и смирно.

Джулиано даже удивился, почему раньше не подумал о таком простом решении – если узник отказывается что-то делать, то можно применить силу. А ведь Дракула – такой же заключённый, как и большинство, без привилегий.

– То есть Дракула был бы привязан к креслу верёвками или ремнями? – предположил Джулиано, но тут же увидел в этом способе принуждения значительные недостатки. – Да, это отчасти помогло бы, однако узник всё равно вертел бы головой.

Комендант засмеялся, и его смех эхом раскатился по всем углам укреплённого дворика:

– Я в рисовании не силён, однако вижу, что мог бы дать вам, живописцам, пару дельных советов. Вот ты не знаешь, а я знаю, что есть устройство, которое позволяет так закрепить голову, да и всё тело в кресле, что человек не двинется. Правда, это устройство обычно используется для пыток, но и для нашей цели оно сгодилось бы.

– Подобное устройство есть в здешней крепости? – спросил Джулиано, который охотно посмотрел бы на него.

– Нет, но я знаю, где его можно было бы достать, – ответил кастелян, и в его голосе послышалось сожаление, что великолепная идея о том, как можно усмирить строптивого Дракулу, не пригодилась.

«Наверное, узник догадливее меня, – решил флорентиец. – Видно, понял, что к нему могут применить некое пыточное устройство, и поэтому решил не противиться королевской воле».

Джулиано продолжал думать об этом всю дорогу до гостиницы, а дочка хозяина меж тем проявляла нетерпение, ожидая новостей. Наверное, она сидела у окна на втором этаже дома и высматривала, не идёт ли юный постоялец обратно, ведь тот ещё не успел ступить второй ногой во двор, а красавица уже торопливо спускалась по ступенькам крыльца.

– Ну? Видел? – спросила она.

– Видел, – гордо ответил Джулиано.

– И что же он?

– О! Страшный человек, – сказал ученик придворного живописца.

– Рассказывай, – потребовала дочка трактирщика.

– А как же уговор? Ты обещала назвать своё имя, когда я вернусь.

Девица нахмурилась, но всё-таки назвала.

Имя она носила такое, что язык сломаешь выговаривать. Кто привык к плавному звучанию женских имён, на этом имени мог бы споткнуться раза два. Придумают же – Оттегебе. А может, Уттегебе. Флорентиец точно не расслышал, хотя по его просьбе девица произнесла своё имя дважды. В переводе с немецкого оно означало «ценный дар» или что-то вроде того.

– А почему тебя так назвали? – спросил Джулиано.

– Потому что я у отца одна и родилась поздно, – будто нехотя отвечала красавица.

– Оттегебе… – старательно выговорил флорентиец.

– Все зовут меня просто Утта – и отец, и бабушка, и соседи, и гости, поэтому можешь не утруждать себя, выговаривая моё имя полностью, – усмехнулась девица и снова потребовала. – А теперь рассказывай мне про Дракулу.

После посещения башни флорентиец чувствовал себя невероятным смельчаком и теперь был способен на самые отчаянные поступки, поэтому, услышав повторное требование Утты, решил сделать то, на что вряд ли осмелился бы при других обстоятельствах.

– Ну, хорошо. Пойдём, я тебе всё расскажу, – ухмыльнулся он, – но нам не совсем удобно говорить посреди двора. Пойдём-ка лучше туда…

С этими словами юноша повёл Утту в сенной сарай, но, к сожалению, красавице с первой же минуты не понравилось то, чем сопровождался рассказ о Дракуле. Получив звонкую затрещину, от которой всю левую щёку будто обожгло, Джулиано наблюдал, как дочка трактирщика с оскорблённым видом идёт через двор и скрывается в доме.

Отцу или бабушке Утта не пожаловалась. Это стало ясно ближе к вечеру, потому что весь остаток дня трактирщик и старуха продолжали вести себя с флорентийцами как прежде – вежливо, услужливо и даже не бросали косых взглядов. Значит, для таких взглядов не было повода.

Джулиано очень опасался, что получит от хозяев гостиницы грозную отповедь или даже услышит требование убираться вместе с учителем вон, но ничего подобного не случилось, поэтому юноша успокоился и опять предпринял нечто смелое – попытался помириться с красавицей.

– Утта, погоди. Не дуйся, – окликнул он девицу, когда та выходила из погреба. – Ты ведь хотела, чтобы я рассказал тебе про узника Соломоновой башни?

– Да. А теперь не хочу, – собирательница сплетен повернулась к Джулиано спиной, поставила корзину с продуктами подальше от него и начала деловито вешать замок на дверь.

– Но всё же послушай. Его Светлость похож на большую хищную птицу…

Девица молчала.