– Неужели тебе не любопытно? – не отставал флорентиец, начав торопливо рассказывать, как ходил в крепость, говорил с комендантом и посещал башню, однако Утта после этих слов хоть и перестала дуться, но приветливой всё равно не сделалась.
– Получается, зря я к тебе обратилась, – разочарованно протянула красавица. – То, что ты мне поведал, я уже знаю. Где держат узника, знаю. То, что этот изверг враждует с кастеляном, знаю. Вражда у них давняя. Отчего злоба на короля – тоже понятно.
Даже история, слышанная от корабельщиков, про купца и сто шестьдесят украденных дукатов, не была оценена:
– Наверное, выдумки это.
– Утта, ну сжалься надо мной! – взмолился флорентиец, следуя за красавицей, когда она, взяв корзину, неспешно направилась к дому. – Я дурак и вёл себя не лучшим образом. Но это всё от моей безмерной жажды, которую можешь утолить только ты одна.
– В воду прыгать не пробовал? И напьёшься, и охладишься, – усмехнулась Утта, как раз проходя мимо колодца.
– Тебе бы всё смеяться, а мне не до смеха. Ну, неужели нет никакого способа вернуть твоё доверие?
– А с чего ты взял, что оно было? Знаем мы вас, заезжих!
– Ну, поверь мне, а я в свою очередь обещаю вести себя так, чтобы не заслужить больше ни одного упрёка. Перестань избегать меня и обходить за милю! – флорентиец попытался взять девушку за локоть, но та резко повернулась, не давая сделать этого.
– Вот что, – вдруг сказала девица. – Если хочешь заслужить моё прощение, тогда узнай, что стало с тем вороном, которого узник изловил, а затем ощипал и держал у себя в башне как ручную птицу почти полгода. Если узнаешь, тогда я прощу тебя и, возможно, даже отблагодарю…
– О!
– Но только ты не узнаешь. Узник скажет тебе ту же ложь, которую говорит остальным. Скажет, что ворон улетел. А я думаю, что этот ворон был казнён страшной казнью. Ну, что? Возьмёшься?
Джулиано начал думать, что это похоже на шутку, но согласился.
– А какая награда мне будет? – спросил он. – Одного лишь прощения за такие сведения явно маловато.
– Сперва вызнай, а после торгуйся.
IV
Когда ученик придворного живописца пришёл в Соломонову башню уже вместе с учителем, заключённый встретил гостей спокойно. Джулиано, сравнивая сегодняшнее и вчерашнее поведение Дракулы, даже удивился, насколько мудр оказался комендант, предложивший нанести в башню лишний визит. Если б кузен Его Величества только сегодня узнал, что помилования не ожидается, то, несомненно, вылил бы всё своё раздражение на престарелого живописца. Однако благодаря кастеляну этого не случилось, и теперь Его Светлость просто сидел в резном кресле возле стола и без всякой злобы разглядывал пришедшего старика, который в свою очередь разглядывал свою модель.
Джулиано по указанию учителя растворил рамы обоих окон в комнате, и сразу стало светлее. Сделалось заметно то, чего не было видно раньше. Например, дорожки, протоптанные по коврам и дававшие ясное представление, как узник чаще всего передвигался по своей темнице – от кровати до окна, смотревшего на реку, от окна к столу и от стола к кровати. Среди других вытертостей этот треугольник особенно бросался в глаза, а вычерчивался он явно не один год.
Конечно же, за время, что Дракула провёл в заточении, обстановка в комнате обновлялась и ковры – тоже, но всё говорило о том, что король Матьяш выделяет мало денег на содержание кузена. Подумав об этом, Джулиано вздохнул, но сразу напомнил себе, что преступление Его Светлости велико, и потому королю не следует расточать средства на этого злодея – ни на обстановку в его тюрьме, ни на одежду.
О знатности заключённого напоминало очень немногое – например, щегольские сапоги из светлой кожи с тисненым узором. В таких сапогах не станешь ходить по грязи и не отправишься в дальнюю дорогу, потому что на них неминуемо останется след от стремян. Наверное, именно в этой обуви Дракула когда-то был арестован, а она за все минувшие годы не сносилась до дыр только потому, что её обладатель сидел взаперти. И всё же, бродя много лет по комнате, Его Светлость стоптал каблуки и сильно сточил мысы.
Комендант, приведший флорентийцев в комнату к узнику, поначалу собирался остаться и посмотреть, как будут рисовать картину. Усач расположился на каменной скамейке у окна, однако вскоре заскучал, потому что старый живописец не принимался за работу, а всё ходил вокруг трёхногого станка, на котором уже была поставлена загрунтованная доска. С помощью ученика художник разворачивал установку к окну то чуть больше, то чуть меньше, после чего так же сосредоточенно начал перебирать рисовальные принадлежности в деревянном ящике.
– Ладно. Оставляю вас, – сказал комендант и, уже выходя, перед тем как закрыть за собой дверь, добавил: – Кричите, если что.
«А успеем ли закричать?» – подумал Джулиано, хотя уже не слишком верил в возможность своей скорой смерти. И всё же он вздрогнул, когда вдруг услышал голос узника.
– А почему твой учитель со мной не говорит? – спросил Его Светлость. – Поприветствовал, а теперь молчит. Неужели брезгует?
– Учитель не знает здешнего языка, – пробормотал юный флорентиец.