Валашский дракон

Султан очень надеялся на свои корабли, которые должны были проникнуть из Чёрного моря в Дунай и помочь сухопутным частям в преодолении водной преграды, однако расчёт не оправдался. Комендант мощной венгерской крепости, называвшейся Килия, которая стояла почти у самого устья реки, получил указание от короля Матьяша никого не пропускать.

Тогда султан придумал хитрость. Ночью отправил отряд янычар на лодках на один гон вниз по течению, дал пушки и пищали, чтобы воины высадились вдали от румынского войска и окопались. Влад слишком поздно обнаружил это, но даже если бы и обнаружил, ничего бы не выиграл, ведь султан ещё до подхода к Никополу приказал нескольким сильным отрядам совершить переправу близ Видина и близ Северина. Да, той самой крепости Северин! Для румын с ней были связаны одни лишь беды! Переправа близ Видина была предотвращена, а близ Северина – нет.

«Турки текут в Румынию – не удержишь, – с досадой думал Влад. – Так же невозможно удержать воду в пригоршне – всё просачивается сквозь пальцы». Однако подобного поворота событий князь ожидал. С самого начала представлялось очевидным, что султан переправится. И всё же следовало сделать так, чтобы врагов возле Дуная полегло как можно больше. Реку недаром считали оборонительным рубежом. Она задерживала продвижение турок – огромному турецкому войску потребовался не один день, чтобы перебраться на румынский берег полностью, – а Владу грех было этим не воспользоваться.

Ночами румынский государь не давал покоя тем, кто уже перебрался, поэтому свой лагерь возле Дуная турки обустроили добротно, по всем правилам, постоянно ожидая нападения. Воины подолгу не ложились спать, оставались у костров, вслушивались и, чуть что, хватались за оружие.

В те ночи луна была большая и яркая, поэтому конникам Влада не требовалось освещать себе путь огнём. Они приближались к турецкому лагерю, осыпали его стрелами и тут же отходили, пока враг не успел нацелить пушки, ведь яркое ночное светило делало румын видными уже с расстояния ста шагов.

«Я должен убить как можно больше врагов и сохранить как можно больше своих людей», – повторял себе румынский государь, когда вместе с конницей в темноте осторожно подступал к неприятельскому лагерю, как волк к овчарне. Влад, в прежние годы много времени проводивший с турками, знал, как устроена турецкая стоянка, поэтому теперь ему казалось, что он видит всё, что происходит по ту сторону рва и вала, утыканного дрекольями. Князь мысленно проникал даже к центру лагеря, где находился сам султан Мехмед.

Султанский шатёр, зелёный, как знамя пророка Мохаммеда, должен был при свете луны выглядеть чёрным. Представив себе эту полотняную громаду, румынский государь мысленным взором окидывал палатки из грубого небелёного холста, расставленные рядом с шатром султана и принадлежащие слугам. Видел он и самих слуг, многим из которых не хватало места в палатках, поэтому приходилось спать прямо на земле. В таком же положении находились янычары, да и конная охрана Мехмеда по большей части ночевала под открытым небом рядом со своими лошадьми, а вокруг них рядами спали верблюды, перевозившие имущество Мехмеда, начиная от личных вещей и заканчивая походной казной.

Владу казалось, что он слышит, как горбатые животные шумно вздыхают и устраиваются поудобнее, готовясь ко сну. Подтверждая эту догадку, из лагеря иногда доносился редкий одиночный рёв того или иного верблюда, подобный рыку хищного зверя. В первый раз услышав такой звук, некоторые из воинов Влада подумали, что турки привезли с собой львов.

Румынский государь улыбался, вспоминая недоумение своих людей, а сам продолжал вглядываться в темноту. Ясно представлялись внутренние укрепления лагеря, опоясывавшие ставку султана: вал, надставленный большими щитами, и ров под ним, а также расположение остального войска вокруг ставки. Оно делилось на две части, и в каждой был свой начальник. В мирное время один из них заправлял делами на всех европейских землях Турции, а другой – на всех азиатских, так что на войне каждый командовал войсками с подчинённых ему земель.

Считалось, что европейский начальник, тот самый Махмуд-паша, являвшийся ещё и великим визирем, по рангу выше азиатского начальника, Исхака-паши, однако в походе Исхаку доставалось более почётное место в лагере и в войске – по правую руку от султана.