Валентайн

Глори откидывается в кресле, закрывает глаза, но солнце печет ей веки, и нагревается нож, прижатый к телу. Она прячет его в белое полотенце, но через несколько минут снова убирает в шорты. Зной всё усиливается, она идет к кромке бассейна, окунает полотенце, отжимает, а затем накрывает им ноги, руки и лицо.

Мальчик подгонят свой плотик к глубокой стороне бассейна и плещется у бортика, недалеко от Глори. Можете разменять доллар? вдруг спрашивает он, как будто бумажка спрятана у него в плавках, и сейчас он достанет её, смятую и мокрую, чтобы обменять на горсть монет. Глори смотрит на него, раскрыв рот, словно остолбенев от его появления, в особенности – голоса.

Вы по-английски говорите? спрашивает он с растяжкой.

Ти-Джей! Не приставай к девушке. Женщина вскакивает, большая и стремительная, как фестивальная баржа, подхваченная ветром. Полотенце у неё на голове разматывается, сползает по спине, и она бросает его на пол. При своих размерах она двигается на удивление быстро и в несколько секунд покрывает расстояние до мальчика и Глори.

Ти-Джей отводит плотик от стенки. Почему вы не лезете купаться? с ухмылкой спрашивает он Глори. Боитесь в воде запачкаться? Боитесь спину намочить? Он хихикает и затыкает себе рот кулачком, словно проболтался. Боитесь побелеете? По виду в нем килограммов тридцать пять, и Глори, хотя не умеет плавать, думает, что могла бы его утопить.

Мать опускается на четвереньки, протягивает руку и хватает его плотик. Это что еще, маленький ты поганец? Немедленно вылезай из воды. Она подтягивает плотик к стенке, хватает сына за руку выше локтя, и он сразу начинает выть. С улыбкой уже она поднимает его в воздух, а он машет руками и сучит ногами. Сила её вызывает изумление.

Глори уже на ногах, поднимает полотенце и смотрит на калитку. Ей надо пройти мимо женщины и мальчика или же длинным путем вокруг бассейна, мимо девочки, которая опустила книгу и смеется, сидя в шезлонге.

Подождите, говорит женщина. Можете подождать минутку? Раскрасневшаяся, тяжело дыша, она ставит сына на ноги и наклоняется над ним. Пальцами прихватывает мякоть его руки над локтем и щиплет так, что он вскрикивает. Ты у меня три дня не сможешь сесть на задницу, если еще услышу такое. Она еще сильнее сжимает пальцы, мальчик сопит.

Слышишь? Она не отпускает его руку.

Да, мама.

А теперь пошел наверх. Спать. Тамми! Отведи его в комнату, – она гневно смотрит на сына, – он устал. Последнее слово звучит неразборчиво. Он усал.

Девочка встает с книгой в руке и кричит маме: Там жарко, ты обещала отвести меня в библиотеку на колесах.

Посмотрим, может, попозже. Грудь женщины вздымается под футболкой. Марш в комнату. Живо!

Они смотрят, как мальчик, скандаля, топает по парковке. Потом женщина подает руку. Вы уж простите. Набралась этого от папашиной родни. Глори засовывает руки в карманы. Да мне все равно.

Я Тина Аллен из Лейк-Чарльза в Луизиане, а эти двое негодяев маленьких – Ти-Джей и Тамми. Мой муж работает на вышке около Озоны.

Глори смотрит на нее молча; Тина вздыхает и возвращается к своему шезлонгу. Роется в сумочке. Пойду куплю холодного попить. Тебе что-нибудь принести?

Нет, спасибо.

Да брось. Принесу тебе «Доктора Пеппера». Мне самой полегчает. Смех у Тины грубый, хриплый, напоминает Глори об одной ненавистной учительнице, когда она, троечница, мечтала научиться играть на гитаре, самой зарабатывать деньги и жить как хочет, когда эта учительница называла мексиканских детей «мои маленькие коричневые беженцы», когда Глори с подругой Сильвией украли резак из столярной мастерской и порезали у неё две шины. Жалко, не знаем, как порезать гадине тормозные шланги, сказала Сильвия и сделала руками так, как будто держит руль. Спасите меня, мои коричневые беженки! Глори до сих пор смеется в голос и ужасно скучает по подруге.

Можно попросить у вас сигарету? спрашивает она Тину.

Извини, но, кажется, тебе еще рано курить.

Мне не рано. Такой длинной речи от неё никто еще не слышал после больницы, кроме матери и дяди. Ей вдруг очень захотелось закурить и, может быть, посидеть с сигаретой, спустив ноги в воду.

Да, пожалуй, ты права. Тина подходит и дает тонкую, изящную «Бенсон и Хеджес». Можно присесть с тобой на минуту?

Они сидят и смотрят на парковку. Первый час дня, и солнце со всей силы хлещет их по телу. Кондиционеры так и не включились, на дворе тише обычного, но за дорогой подъезжают и отъезжают от склада труб и складов нефтяного оборудования безбортовые грузовики. За мотелем желто-коричневое поле, где ловят свет осколки стекла, зеленые, красные, синие. Дальше – деревянные домишки с голыми дворами и жиденькими занавесками, пропахшими противным заводским дымом.