Валентайн

Тина глубоко затягивается и, подняв лицо, выдувает дым в направлении солнца. Скучаю по Лейк-Чарльзу, хотя не сказать, что это земной рай. Куда ни плюнь, непременно попадешь в славного старикана с поганым характером, а в заболоченной протоке кишат аллигаторы, москиты и крысы с собаку ростом, называются нутриями, – она стряхивает пепел на пол и растирает большим пальцем ноги, – но рыбалка хорошая, и люди встречаются славные. И деревья там растут – кизил, ирга, кипарис. Соскучилась по деревьям, и так иногда раков хочется… Мы с Терри приехали сюда, чтобы заработать на катерок. Креветок ловить. Больше ничего мне не надо: только лодку для Терри, чтобы на жизнь зарабатывать, да ребятам вернуться в школу. Не так уж много просим.

Она с улыбкой смотрит на Глори. А ты? Ты давно здесь?

Глори внимательно её слушала и понимает, что та ждет от неё каких-то слов, рассказа о своей жизни, откровенности в обмен. Я тут с дядей, говорит она. Он работает в Биг-Лейке, возит воду, промывает цистерны. Я поправляюсь после… несчастного случая.

Pauvre ti bête, говорит Тина. И в ответ на взгляд Глори: бедная девочка. Что у тебя с ногами?

Глори смотрит на них. Десятки мелких шрамов на ступнях и щиколотках – от кактусовых игл, случайных железок, осколков стекла, гнутых гвоздей, шипов, случайных обрывков колючей проволоки – от всего, на что наступала, уходя от его пикапа, – и у неё перехватывает горло.

Ничего, детка, говорит Тина.

Глори открывает рот, закрывает. Качает головой и смотрит на свою сигарету. На меня напал мужчина на нефтяном участке…

Черт бы всё это взял, говорит Тина. И после долгой паузы: Извини.

Я села к нему в машину и поехала с ним.

Да, беда, милая, говорит Тина. Ты ни при чем тут. Всё зло от него, ты ни в чем не виновата.

Несколько минут они сидят молча; потом Тина начинает рассказывать о том, какие деревья растут у них во Флориде, о корявых болотных кипарисах, роняющих зелень зимой, и живут по тысяче лет, о ниссе, об огичи с красными лаймами. Для еды они ни черта не годятся, но деревья дают хороший мед. Тина бросает окурок к загородке и тут же закуривает новую сигарету. Но ты не думай, что там сплошь зелень да хорошая рыбалка, говорит она и протягивает Глори пачку. Хочешь послушать анекдот?

Хочу. Глори берет сигарету и закуривает.

Знаешь, кто такая девственница в Лейк-Чарльзе? Тина затягивается и выпускает три ровных колечка к солнцу. На секунду они повисают в горячем воздухе, как дождевые облака.

Не знаю. Кто такая девственница в Лейк-Чарльзе?

Тина всхрапывает. Уродка двенадцати лет, которая умеет быстро бегать. Она умолкает и смотрит на воду. Кажется, я была не такая страшная и не такая быстрая.

Ха, откликается Глори. Ха-ха. И обе хохочут. Под жарким солнцем, с сигаретами, они чуть не катаются от смеха.

Ну и жара здесь – как в яйцах у землекопа, говорит Тина. Я иду плавать. Она встает, тушит недокуренную сигарету об пол, идет к столику и оставляет недокуренную на потом. Купальник обтягивает её большие груди, и она медленно опускается в воду. А ты, Глори? Здесь приятно.

Футболка и шорты Глори мгновенно набирают воду и тянут на дно, словно подбадривая: давай, тони. Она неважный пловец. Бассейны здесь – для белых детей; её подруги часто купались в резервуарах для скота, когда выезжали из города, но она никогда не залезала с ними. А сейчас оказывается, что может держаться на воде, если раздвинуть руки и тихонько подгребать ладонями. Тина и Глори лежат в воде рядом, с закрытыми глазами; солнце молотит по векам, грузом лежит на открытых местах тела. Они почти не шевелятся, и Тина вздыхает время от времени: черт, черт.

Когда они совсем сближаются, и ладонь Тины задевает её ладонь, Глори отдергивает руку, словно от прикосновения змеи. В конце февраля одна медсестра взяла её за подбородок и велела закрыть глаза, а другая осторожно перерезала швы у неё на макушке. Она вытаскивала пинцетом нити одну за другой и клала рядком в маленькую чашку около столика. С тех пор никто не прикасался к её коже.

Один раз я нарочно прожгла любимое покрывало матери, говорит Глори, и теперь жалею. Мы ссорились из-за школы. Я больше не хотела учиться. Хотела работать с ней, зарабатывать деньги. Хотела покупать вещи, купить гитару и брать уроки.

Дети много глупостей творят, говорит Тина. На моих посмотри. Твоей маме, может, плевать было на эту дырку в покрывале. Она вытягивает руки над головой. Глори в жизни не встречала такого легкого человека.

Так когда думаешь вернуться в школу? спрашивает Тина. Что хочешь делать, когда вырастешь?

Глори вынимает руку из воды и поднимает один палец. Первый вопрос: никогда. Разгибает другой палец. Второй вопрос: не знаю. Она часто уходила из школы в обеденный перерыв и уже не возвращалась. Бывало, кто-нибудь подвозил её и Сильвию до чьего-нибудь дома, и там они проводили остаток дня: слушали музыку, передавая друг другу косяк, смотрели, как та или другая парочка, обняв друг друга за талию, уходят по коридору в какую-нибудь из спален.