Валентайн

Лорали заводит руку за спину и вертит жезл; в конце концов он отлетает и падает на землю с мягким стуком. Какая способная, говорит одна из женщин. Надеюсь еще увидеть её через несколько лет в перерыве матча. И высокая, замечает другая. Благослови её Бог. Попробуй вертушку, подает голос Сюзанна. Попробуй двойной пируэт. Лорали бросает жезл к солнцу, делает два оборота на месте, жезл падает и откатывается к боковой линии.

Сюзанна поднимается по трибуне и раздает бело-розовые пакетики «Эйвона». В каждом каталог на будущий месяц, помада, тень для век, духи, крем, лосьон. Каждая вещь завернута в розовую папиросную бумагу и аккуратно перевязана узкой белой ленточкой. С улыбкой благодаря каждую покупательницу, Сюзанна складывает их чеки и деньги в белый конверт и прячет его в сумку.

Почти наверняка какой-нибудь из родственников Сюзанны задолжал кому-то из мужчин, сидящих на другом краю трибуны. Почти наверняка в добрые старые дни её мама всучила необеспеченный чек кому-нибудь из их отцов. К ней они, конечно, не в претензии, но женщина может всю жизнь потратить, доказывая, что все вокруг неправы. Так что Сюзанна всегда в движении. Она собирает, возит, доставляет. Она предлагает помощь, считает, планирует, становится на колени, чтобы подобрать крошки, не видимые другим. Всегда нужно привести что-то в божеский вид – стол, окно, лицо дочери.

Встречай жестче! – кричит болельщик. – С таким настроем вам «Мидленд Ли» не обыграть, говорит другой. Два парня врезаются друг в друга с глухим шлепком и несколько секунд лежат не шевелясь. Ерунда, кричит еще один с алюминиевой скамьи, подумаешь, чуть-чуть звякнулись. Вставайте, ребята, кричит тренер, и они медленно перекатываются на бок, поднимаются на колени, встают.

Раздав пакеты «Эйвона», Сюзанна отпирает пластиковый контейнер, который принесла ей из машины Лорали. Там три дюжины шоколадных кексиков – будут розданы команде после тренировки. Одна из женщин заинтересовалась контейнером, и Сюзанна раздает каталоги. На будущей неделе у неё рекламный вечер. Будут сэндвичи с сыром и чай. Захватите чековые книжки. Она подмигивает им, точно так, как подмигнула бы Арлин.

В удачный день мать Сюзанны могла выговорить семечки из огурца. Все знакомые возлагали на неё большие надежды. Она мастерски оценивала ситуацию и могла выступить в любой роли – адвентистки, карточного шулера, отчаявшейся мамы, нуждающейся в небольшой помощи. В Бланко она была примерной католичкой. В Лаббоке говорила на незнакомых языках[19] и ходила босиком по углям. Пока они жили в Пекосе, она убедила всех, что лишилась зрения из-за взрыва газа. Семья смеялась всю дорогу до границы округа.

Всё это пойдет на обучение Лорали в колледже, говорит женщинам Сюзанна. Это не совсем точно, но более или менее правда.

Чем бы она ни решила заняться, она добьётся успеха в любой области, говорит одна из женщин и поворачивается к соседке, чтобы обсудить погоду, футбольную команду, цену на нефть. Одна из женщин сообщает новости о деле Рамирес, другая недоумевает вслух, чем занималась мать девушки, когда её дочь болталась на улицах. Скажу вам, чем она не занималась, вступает Сюзанна. Не обращала на неё внимания.

Мм-даа – отзывается другая.

На её месте могла оказаться любая из наших дочерей, говорит третья.

Моя нет, – говорит Сюзанна. – Я ни на минуту с неё глаз не спускаю.

Тут один из футболистов выходит за боковую линию на траву, и его рвет. Лорали бросает жезл высоко в воздух, трижды поворачивается кругом и с улыбкой смотрит в небо. Жезл ударяет её в глаз с такой силой, что даже тренер Аллен охает. Вопль Лорали несется над полем, как пыльный вихрь. Пронзительный, он бьёт по ушам и прямо по сознанию.

Сюзанна сбегает по трибуне, алюминиевые ряды вздрагивают под её тяжелым шагом, сумка бьет по бедру, в верхнем ряду тают забытые кексы. Она хватает дочь за плечи, заглядывает в глаз. Глаз только чуть-чуть покраснел. Похоже, обойдется синяком.

Ничего страшного, говорит она дочери. Приложи немного земли. Но Лорали воет и воет, и тут всё как будто застывает: тренер Аллен перестает кричать игрокам, женщины перестают заглядывать в подарочные пакетики, болельщики перестают руководить игрой с трибуны, и даже команда останавливается – и все они, кажется Сюзанне, устремляют взгляд на неё, словно требуя: сделай же что-нибудь.

Ненавижу этот жезл, кричит Лорали.

Нет-нет. Сюзанна грызет палец и оглядывается на ряд, занятый болельщиками, – они сидят, разинув рты, ждут, как она распорядится ситуацией. Нет, она любит, кричит Сюзанна.

Лорали опять взвывает, валится на землю и катается, прижав ладонь к глазу: Ой, ой, ой.

Прекрати, яростно шепчет Сюзанна. Хочешь, чтобы все увидели, как ты плачешь? Она поднимает дочь на ноги, быстро ведет через поле, заталкивает на переднее сиденье машины, все время уговаривая её замолчать, черт возьми, и вести себя как взрослая. Она включает зажигание, направляет жалюзи вентиляции на лицо дочери и теперь видит, что глаз начал заплывать. Шишка будет с грецкий орех.

Поедем домой? тихо спрашивает Лорали.