Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

Выключив воду, задумчиво уселся на край ванной. Он, еще час назад любимец публики, к ногам которого несли море цветов, сидит даже не у себя дома, а на проржавелой ванне в чужой квартире. Валера зашел в комнату. Анжелика сопела на тряпичном диване, завернутая в одеяльце. Вокруг полный хаос. Торшер, комод, магнитофон, все заставлено коробками, приготовленными для переезда. Валера хотел было пройтись по комнате, но уперся в ящик с посудой, за которым Неля, на небольшом островке, паковала для него чемоданы: завтра на Дальний Восток.

– Хоть переоденься. Ребенок спит, а ты в уличной одежде.

– Надоел этот бедлам. Седьмой год скитаемся!

– Тихо, – пригрозила пальцем жена, указав на дочь.

Чтоб не думать и не чувствовать, Валера взялся сдвигать коробки к батарее. Он что, мальчик-любитель петь за хлопание и шоколадки? Тогда чем отличается любитель от профессионала? Услышав, как Анжелика закрутилась на кровати, понизил голос:

– Кто бы знал, в каких условиях я живу? – рассмеялся над собой. – Даже мебель купить не могу, чтоб заехать к себе домой!

– Валерочка, нужно время.

– Да какое время? Ты правда не понимаешь? – шепотом сорвался на Нелю. – Моя ставка за номер тринадцать пятьдесят. Спасибо, еще позволили целое отделение выступать! За двадцать рублей, за эти полторы ставки несчастные, в которые меня оценивают.

Он небрежно смахнул ладонью пыль с коробки из-под посуды. Этот сегодняшний концерт, где Валера выступил блестяще… Что принес ему, кроме триумфа тщеславия?

– Министерству культуры дела нет, что второе отделение я работаю бесплатно. Люди ведь на меня идут. Они хотят прийти на концерт Ободзинского – и я им это даю. А знаешь, что народные или какие-нибудь оперные имеют все сто пятьдесят за один концерт?!

– Валер, у Лундстремов тоже ничего не было. Добились постепенно.

– У них образование. А мне Дорн четко сказал: Министерство культуры ни за что не поднимет ставку до девятнадцати, как и не даст право на сольный концерт. Просто из-за отсутствия какого-то музыкального образования! Когда мне образовываться? Главное – зачем? В другой стране я бы давно жил в других условиях. Вспомни Моранди. Нет, о ставках и думать нечего…

Напряжение вытолкнуло из комнаты. Пройдя в кухню, налил в стакан воды из-под крана. Кодексом законов о труде запрещено давать больше шестнадцати концертов в месяц. Это в лучшем случае выйдет около трехста рублей. Как тут заехать в квартиру? Без мебели? Да одна только стенка в холл ему обойдется под тысячу!

Нет, он не собирается оставаться бедным художником. Он профессионал, он доказал это сегодня не только всем вокруг, но и самому себе.

Певец метнулся к записной книжке и, возвратившись к столу, снял трубку. Остается одно. Брать дополнительные концерты в других филармониях. От Донецка за месяц выработает квартальную норму, а потом напишет заявление на отпуск.

– Але, Пал Тимофеевич, – обратился Ободзинский к директору Красноярской филармонии Берзаку, – простите за поздний звонок. У меня к вам предложение. Просьба.

– Здравствуй, Валер. Два часа ночи… Чего случилось? – сонно проговорил директор.

– Простите. Я завтра уеду на месяц. На Дальний Восток. А потом могу к вам. На фонды. Возьмете к себе в филармонию?

– Не вопрос! – обрадовался Берзак. – Это ты вовремя. А то у нас приезжал тут один… Заплатили ему, как за симфонический оркестр, а в зале три человека сидело. Просто горим!

Валера заулыбался. Он-то уж соберет аншлаг для филармонии!

Положив трубку, успокоенно вздохнул и тут только заметил в дверях Нелю. Она с тревогой смотрела на него:

– Это легально?

– Ты о чем?

– Концерты. Отпуск. Ты же говорил, что за левые концерты статья! За решетку хочешь?

– Нелюш, вот ты слышишь, а ничего не понимаешь. Ездить на фонды легально. Все проводится через Министерство культуры. Устроюсь официально в Красноярске. На месяц. За концерт мне там будут платить удвоенную сумму. Все так делают. Левые концерты здесь ни при чем.

И примирительно добавил:

– Артистов не сажают. Администраторов только. Да и непросто все. Наш министр культуры Фурцева давно бьется с этим. А толку?

Нелю аргументы не убеждали. Усевшись на табурет, она скрестила руки на груди и сердито качала ногой:

– Карьеры лишиться хочешь? Все потеряешь…

– Слушай… Какая карьера? До сих пор по коммуналкам перебиваемся. Только бездарности не выбиваются вперед, а я вот что скажу: к Новому году мы будем жить в своем доме!

Рано утром Валера договорился с Омельченко, директором Донецкой филармонии, что в ноябре возьмет отпуск. И с группой улетел на Дальний Восток. В эту поездку он взял с собой Алова. В самолете нарочно сел рядом с ним.

– Жду распоряжений, – шутливо прокурлыкал конферансье, когда Валера, растянувшись в мягком кресле, пил из фужера томатный сок.

– Сейчас отработаем от филармонии сорок концертов и уедем с музыкантами в Красноярск. Там мне понадобится администратор. Ребята в курсе.

Борис хмыкнул и, чтоб Валера не заметил его победного взгляда, отвернулся в сторону.