— Открывай… И заходи…
Я отбросил книги с барсеткой. Ключи остались в замке. Перекинув шило в правую руку, просел на правую ногу. Отморозок боком карабкался наверх, второй продолжал торчать на площадке. В голове пронеслась мысль, что пацан находится в удобном положении. Прижимается к перилам, слаб в коленках. Но у него пушка, возможно, на взводе. С площадки следит за развитием событий второй гаденыш. Вариант отпадает, не успеваю. Пацан перевалился через последний выступ, раскорячился напротив.
— Что тебе надо? — выдохнул я.
— Шевелись, — повторил отморозок. — Не вздумай шуметь. Кранты.
Фраза показалась напыщенной. В то же время, если двери распахнуть, точно придет конец. Прояснилась задумка грабителей. Не только барсетка с деньгами, но все ценное, что есть в комнатах. Потом не докажешь, что за порогом брать нечего.
— В доме ничего нет, — заверил я. — Дверь открывать не буду. Побеседуем здесь.
— Работай, сука, — подался мерзавец, наставляя ствол пистолета в лоб. — Поворачивай ключ, или нажимаю на крючок…
Отклонив голову, я всадил жало в обнаженную за воротником шею. Бандит пошатнулся, как-то закостенел. Я надавил, вгоняя острие глубже. Отморозок зашлепал губами, выпучил глаза. Отбросив руку с пистолетом, я прижал обмякшее тело к себе на случай, если товарищ вздумает стрелять. Мельком глянул на рану. Отверстие даже не покраснело. Отметил, что кожа у парня пергаментная. Неживая. Втянулась вместе со стержнем в лунку использованной жвачкой, словно паскудник поролоновый манекен. Внизу второй пацан напрягся в нашу сторону. Скорее всего, остался на стреме и теперь боялся, что операция затягивается. В случае удачного исхода, он шмыгнул бы за нами в квартиру. Я держал невесомое тело за курточку, не в силах добраться до пистолета, который пацан оттопыривал назад.
— Я кручусь на всех деньгах, — переводя дыхание снова повторил я. — Дома ничего нет. Уходите по хорошему.
Соседей словно вытравили дихлофосом. Когда возвращался с рынка, или приводил женщину, за дверями слышался скрип половиц, приглушенное дыхание. Сейчас будто окружила зона отчуждения. Звать на помощь было опасно — вспугнутые пацаны могут открыть стрельбу. Назойливая мысль, почему не выбил пистолет из рук подонка, вызывала нервную дрожь. Меж тем, парень дернулся назад. Шило выскочило из раны. Я понедоумевал, по какому закону из прокола не появилось крови, как ситуация переменилась не в лучшую сторону. Снова в лицо уставилось дуло пистолета, послышался хрип ожившего полутрупа:
— Открывай, сучара. Прикончу…
Отбив руку, я опять втерся в провонявшее потом тело. Вновь приходилось начинать все сначала:
— Тихо… тихо… Я сказал, дома ничего нет…
Краем глаза заметил, что второй мерзавец поднимается к нам. Как только подошел, направил пистолет мне в голову, я ударил отморозка острием в лицо. Пацан среагировал, отшвырнув кисть вверх.
— Не поднимай волны, писатель. Мы не разбойники…
— Убью, змееныш…
Еще раз занес дырокол над подельником продолжавшего качаться рядом пацана. И опять крепыш профессионально увернулся.
— Я сказал, не грабители, — зашипел он в лицо. — Не кричи, говори тише…
— Кто вы?.. — дошло до меня.
— Попросили передать, чтобы ты уходил с рынка.
— Кто попросил? — по инерции пробормотал я.
— Неважно. Нам заплатили, — озираясь, сообщил коренастый. — Решили войти в квартиру и объяснить. Уматывай с базара. По хорошему.
— Менты передали? — не мог прийти я в себя. — Ничего запретного не делал, отстегиваю как все. За какой хрен?
— За такой, — перехватывая воздух между перерывами, подключился первый отморозок. — Замочил бы старого козла… Дергай с рынка. Не ясно?
Я перебрасывал взгляд с одного на другого, не в силах сообразить, что самое страшное позади. Нервы звенели от напряжения, дыхание срывалось. Возникли перестуки в сердце. Но показывать слабость было смерти подобно. Подонки подхватят под белые руки, без проблем затащат в квартиру. Там никто не поможет, кричи не кричи. Но что они сообщили, расслабляло. Я боялся посмотреть на шею первого поганца, опасался увидеть ее залитой кровью. Мандраж вызывала мысль, что и крепыш может кинуть случайный взгляд на напарника. Кровь возбуждает, редкий человек потом отдает отчет в своих действиях. На вторую попытку у меня не найдется сил, слишком агрессивной была первая. Пальцы принялись подрагивать. Чтобы скрыть отходняк, переступил с ноги на ногу:
— Понял, — просипел я, дернув плечом. — За что так со мной, не знаю. Спасибо, что дали поработать и выпустить книгу.
— Какую книгу? — опешил коренастый.
— Свою. Впрочем, неважно…
— Как скажешь.
— Что говорить! Все разъяснилось.
— Ты уйдешь? — впился серыми зрачками крепыш.
— Если все так, по любому работать не дадут, — кивнул я.
— Советую в ментовку не заявлять.
— Убирайся, писатель, — попытался сверкнуть черными очами первый из парней. — Ну, с-старая обезьяна… Моли Бога, что курок заело.