Вампир Его Высочества (СИ)

— Вот ведь дура! — за неимением возможности всплеснуть руками, дама притопнула ногой. — Ходют и ходют, кто попало, где попало, под ноги суваются, житья нету… Чё орёшь, ну чё ты орёшь, а?!

Вместо ответа я ткнула пальцем в багровое пятно.

— Ох, ты ж, всеблагой создатель! Не кровь это, дубина стаеросовая, а свекольник, ну, не веришь — нюхни! Хозяин такой любит! А вообще, чего тут вынюхиваешь, а?!

— А где мне быть?! — пискнула я, снова обретя голос. Пахло и правда свёклой.

— Вниз иди, там Мармэкс накрыл уже на всех в столовой. На запах иди, не ошибёшься, и где вас только подбирают, болезных таких да хилых, в чём только душа держится!

У меня упало сердце. Точно, "вас". Сначала подбирает, а потом моргнуть не успеешь, как окажешься на каменном ложе…

Однако кухню я всё же нашла. Не стоило пренебрегать возможностью напоследок подкрепиться… Там было несколько светлее, чем в остальных помещениях — на стенах висели масляные лампы.

За прямоугольным добротным столом уже сидели двое: бесформенное нечто в капюшоне, надвинутом на глаза — я задумалась, удобно ли сидеть по-человечески в случае наличия хвоста, и где именно сейчас её хвост, может быть, в сидении стула прорезана дырка? Седовласый старец с бородой степенно кивнул мне и торжественно принялся перемешивать суп. Я снова задумалась, насколько тяжело ухаживать за такой бородой и не испачкать её, поедая суп из свёклы? Молодой человек, серьёзный и сосредоточенный, в каком-то тёмном военном мундире, кажется, не льерского покроя, держал в руках большой половник, так же важно, как иной солдат алебарду.

На меня не обратили никакого внимания. Мармэкс, усатый военный — так я его для себя определила — молча поставил передо мной глубокую миску и щедро плеснул туда ароматного горячего супа. Чуть подумал и шмякнул в центр островок белой жирной сметаны, а сверху угнездил веточку ажурной петрушки. Сунул прямо в руку ломоть тёплого пушистого хлеба.

Я невольно сглотнула и сказала:

— Спасибо. Э-э-э-… Кнопка.

— Где?

— Я. Кнопка — это я. То есть, Клэри. Лучше Клэри, но можно Кнопка. А вы Мармэкс?

Мужчина немного помолчал, а потом буркнул:

— Ешь давай.

Я не без содрогания проглотила первую ложку, дальше дело пошло веселее — это действительно оказался обычный свекольный суп, причём очень и очень вкусный. Женщина-кошка вертела в руках жирную жареную рыбу, периодически шумно принюхиваясь. Лицо её было почти полностью скрыто капюшоном, а вот масляную ладонь с чёрными заострёнными ногтями, как у хозяина, я видела хорошо. После горячего последовали запечённые с картофелем в мундире свиные рёбрышки. Старцу и себе Мармэкс налил пенного тёмного пива, а мне и кошке воды.

Поднося к лицу кружку, женщина откинула с головы капюшон, и я, не видевшая её верхнюю часть отчётливо во время ночного ритуала, снова едва не закричала в голос: это лицо могло бы быть вполне человеческим, если бы не покрывавшие его тёмные пятна. На черной коже отчётливо виднелись длинные волоски.

Старец неожиданно захихикал, тоненько и задорно.

— Добро пожаловать, Кнопка! Хозяин давно говорил, что Пятый нам нужен, да всё ленился, остолоп.

Кошка неожиданно зашипела:

— Не смей так о хозяине!

— Да я ж любя, — старец небрежным жестом отбросил за спину бороду, а я вскочила, стул упал. На визг уже сил не хватило, потому что из груди старикана, прямо под бородой, торчала рукоятка воткнутого в грудь ножа.

— Ой, да не блажи, — кажется, это вернулась высокая дама. — А вот говорила я хозяину: живых-то лучше не брать, не приживутся они тут у нас…

— Будет хозяин тебя слушать! — снова прошипела кошка. Голос у неё был странный — отчётливый, но какой-то утробно-булькающий. Она зацепила когтем кусок лежащего на блюде нарезанного тонкими ломтиками сала и покачала им перед лицом. То есть, наверное, пастью. — Хозяин живых любит, сам почти живой.

— Ходит тут, орёт, шугается, — проворчала тётка. — Дурная, молодая, беспокойная… Меня Лусией зовут. Звали, пока жива была.

— А вы тоже…. Умерли? — я не узнала свой голос. — А…

— Да уж лет пять как, — небрежно ответила женщина. — Угорела я. Спустилась в сарай, там пожар начался, тело-то не пострадало почти, успели вынести, руки вот только… Дымом надышалась. А Мармэкса ревнивый муж его полюбовницы вилами заколол, то-то! Сам виноват.

— Помолчала бы, помело болтливое, — угрюмо отозвался усатый. Потеребил шарф на шее, и я представила, как под этим шарфом зияют бордовые дыры от вил. — Твоё какое дело?!

— Лестерда вон тоже закололи, — пожала плечами Лусия. — И ничего, не стесняется!

— Банкир-с был, — с достоинством сказал старец. — Многим не угоден-с. Зависть и жадность суть старейшие пороки-с человечества-с!

— Да ну тебя, небось проценты гнал запредельные, сукин кот, — фыркнула кошка. — Я Килька.