Ванька-ротный

– 17- – Это она про нас лопочет? Грешниками нас называет? – сказал я. Нехорошо бабка! Сама русская, православной веры, стоишь на коленях перед святой иконой, богу молишься! А нас солдат-защитников русской земли грешниками называешь! А по всем приготовлениям сразу видно, кого ты божий человек здесь поджидаешь! Немцев – врагов наших! Попомни мои слова! Бог тебя за это накажет! Сгоришь ты в страшном огне! И не позже, чем завтра, останется от вашей обители пепел и зола! И немцев не дождетесь! Старуха чуть вздрогнула, часто закрестилась, и сразу обмякла. Она осела всем телом на пол. А богомолки с испуга вытаращили глаза. Одна из них, распластавшись на полу, вдруг всхлипнула и заголосила. Старшина, стоявший рядом, крякнул в кулак, откашлялся, и рявкнул на неё раскатистым басом. Да так решительно и громко, что свечи в начищенном подсвечнике погасли, а в большой лампаде с красным стеклом, висевшей в углу, колыхнулось и забилось горевшее пламя. Визгливый и жалобный голос её, как ржавая дверная петля, застрял где-то в горле. В избе на некоторое время воцарилась тишина. Слышно было сиплое дыхание тощих старух, видно было как от общего дыхания мерно колебалось пламя в лампадах. Прошло несколько безмолвных секунд. Старушки несколько оправились и оживели, они начали креститься, но голоса не подавали. Под черными одеяниями видны были их костлявые спины, заостренные затылки и впалые дуги глаз. Я обошел комнату, окинул взглядом углы, заглянул за печку, вернулся на место, и сказал: – Может они здесь где немцев прячут? Черные богомолки склонились еще ниже. – Куда ведет эта дорога? – обратился я к передней старухе. – Вы что глухонемые? – гаркнул за мной старшина. – Вас лейтенант спрашивает! А они и ухом не ведут! Старушки склонили головы еще ниже. – Товарищ старшина! – обратился солдат, стоявший у порога. – разве вы не видите, они нас просто дурачат. Думают, что своими молитвами нагонят на нас дурман. Вон как энта старуха бельмами косит. Разрешите, я им из винтовки разок по лампадам пальну? И солдат заклацкал затвором своей винтовки. Богомолки поняли, что простой солдат долго ждать не будет. Они оторвали головы от пола, перекрестились на всякий случай, и зашипели на свою предводительницу. Та легонько поднялась с пола, машинально рукой поправила платок на лбу, провела пальцами по щекам и подбородку, повернулась к нам лицом, и обвела нас внимательным и строгим взглядом. Перед нами стояла складная и крепкая пожилая женщина, высокого роста, широкой породистой кости, прямая, с крупными и даже приятными чертами лица.

– 18- И что самое главное, с умными и проницательными глазами. Взгляд её был уверенным и даже немного добрым. Мы были удивлены. Похожа oнa была на властную игуменью, которая в этой тесной обители строго держала своих божих послушниц.

– Хватит в молчанки играть! – пробасил, не повышая голоса, старшина. Она окинула его мощную фигуру одним и всепонимающим взглядом. Она на секунду задумалась, смотря на него и повернулась ко мне.

– Куда ведет эта мощеная дорога? – переспросил я.

– На Старицу и на Торжок! – ответила она достойно ровным голосом.

– У деревни Тимофеево будет поворот налево. Если пойдете прямо – попадете на Старицу. Там немцы уже три дня. Вам нужно повернуть налево пойдете на Торжок.

– А далеко до Тимофеево?

– Нет, не далеко! Версты четыре будет.

– Смотри, не соври! – вметался в разговор тот солдат, стоявший у порога, – А то вернемся назад, разнесем твой божий теремок. Мокрого места не оставим!

Я не стал одергивать его и промолчал. Мне было интересно, что старуха ответит,

– Правду говорю! Вот тебе крест! – и старуха повернулась к иконе и старательно перекрестилась. Богомолки на полу тоже осмелели. Переглянувшись между собой, они стали рассматривать нас с нескрываемым любопытством. Уж очень им понравился наш старшина. Он был действительно представительным мужчиной. Косая сажень в плечах!

– Ну, райские пташки, божие создания! Как вам только не стыдно! Русские люди, а ведете себя как предатели! Ведь вас за эти приготовления перед строем солдат мало расстрелять! – сказал старшина, на которого они все смотрели.

– Вот на прощание мои вам слова! – сказал он, и мы направились к двери.

– Я, пожалуй, хлеб остальной со стола заберу, товарищ лейтенант,

– У нас хлеба на дорогу маловато. А идти завтра наверно придется далеко. Я обернулся, посмотрел через открытую дверь на освещенный стол и велел забрать хлеб для солдат на дорогу.

– Остальное не трогай! Пусть сидят и молются! Черт с ними с этими убогими старушками! – С этими словами я выпроводил солдат на крыльцо, подождал старшину и велел прикрыть обе входные двери. А выйдя со двора на улицу, к с силой захлопнул калитку, дав им понять, что мы покинули двор. Железный запор глухо звякнул, и калитка сама заперлась изнутри. Когда я вышел на улицу, заговорили стоявшие на мостовой солдаты.

– Немцев хлебом и солью встречают!

– Поджечь их надо!

– Плеснуть пару кружек спирту и поджечь с двух сторон! – подсказал другой.

– Вдарить из пулемета по окнам!- добавил третий.

– 19-