Тогда откровенно Я вам заявил: «Без хлеба и масла Любить я не мог, Чтоб страсть не погасла, Пеките пирог! Смотрите, как вяну Я день ото дня.
Татьяна, Татьяна, Кормите меня! Поите, кормите Отборной едой, Пельмени варите, Горох с ветчиной.
От мяса и кваса Исполнен огня – Любить буду нежно, Красиво, прилежно…
Кормите меня!» Татьяна выходит, На кухню идет, Котлету находит И мне подает.
…Исполнилось тело Желаний и сил – И черное дело Я вновь совершил.
И снова котлета.
И снова любил, И так до рассвета Себя я губил.
Заря занималась, Когда я заснул, Под окнами пьяный Кричал: «Караул!» Лежал я в постели Три ночи, три дня, И кости хрустели Во сне у меня.
Но вот я проснулся, Слегка застонал.
И вдруг ужаснулся, И вдруг задрожал.
Я ногу хватаю – Нога не бежит, Я сердце сжимаю – Оно не стучит.
…Тут я помираю.
Зарытый, забытый, В земле я лежу, Попоной покрытый, От страха дрожу.
Дрожу оттого я, Что начал я гнить, Но хочется вдвое Мне кушать и пить.
Я пищи желаю, Желаю котлет, Красивого чаю, Красивых конфет.
Любви мне не надо, Не надо страстей, Хочу лимонаду, Хочу овощей.
Но нет мне ответа…
Скрипит лишь доска, Лишь в сердце поэта Вползает тоска.
Но сердце застынет, Увы, навсегда, И, желтая, хлынет Оттуда вода.
И мир повернется Другой стороной, И в тело вопьется Червяк гробовой.
Октябрь 1932 ПОСЛАНИЕ Написано по случаю заболевания автора раком желудка Вчера представлял я собою роскошный сосуд, А нынче сосут мое сердце, пиявки сосут.
В сосуде моем вместо сельтерской – яд, Разрушен желудок, суставы скрипят…
Тот скрип нам известен под именем Страсть! К хорошеньким мышцам твоим разреши мне припасть.
Быть может, желудок поэта опять расцветет, Быть может, в сосуде появится мед.
Но мышцы свои мне красотка, увы, не дает, И снова в сосуде отсутствует мед.
И снова я весь погружаюсь во мрак,…
Один лишь мерцает желудок-пошляк.
1932 310 311 ПОСЛАНИЕ, ОДОБРЯЮЩЕЕ СТРИЖКУ ВОЛОС Если птичке хвост отрезать – Она только запоет.
Если сердце перерезать – Обязательно умрет! Ты не птичка, но твой локон – Это тот же птичий хвост: Он составлен из волокон, Из пружинок и волос.
Наподобие петрушки Разукрашен твой овал, Покрывает всю макушку Волокнистый матерьял.
А на самом на затылке ч Светлый высыпал пушок.
Он хорошенькие жилки Покрывает на вершок.
О, зови, зови скорее Парикмахера Матвея! Пусть означенный Матвей На тебя прольет елей '.
Пусть ножи его стальные И машинки застучат, И с твоей роскошной выи Пух нежнейший удалят.
Где же птичка, где же локон, Где же чудный птичий хвост, Где волос мохнатый кокон, Где пшеница, где овес? Где растительные злаки, Обрамлявшие твой лоб, Где волокна-забияки, Где петрушка, где укроп? Под елеем подразумевается одеколон (Примеч. «втора.) 312 Эти пышные придатки, Что сверкали час назад, В живописном беспорядке На полу теперь лежат.
И дрожит Матвей прекрасный, Укротитель шевелюры, Обнажив твой лоб атласный И ушей архитектуру 1932 ПОСЛАНИЕ Ольге Михайловне Блестит вода холодная в бутылке, Во мне поползновения блестят.
И если я – судак, то ты подобна вилке, При помощи которой судака едят.
Я страстию опутан, как катушка, Я быстро чахну, сам не свой, При появлении твоем дрожу, как стружка…
Ты ж отрицательно качаешь головой.
Смешна тебе любви и страсти позолота – Тебя влечет научная работа.
Я вижу, как глаза твои над книгами нависли.
Я слышу шум. То знания твои шумят! В хорошенькой головке шевелятся мысли, Под волосами пышными они кишмя кишат.
I Так в роще куст стоит, наполненный движеньем.
В нем чижик воду пьет, забывши стыд.
В нем бабочка, закрыв глаза, поет в самозабвенье, И все стремится и летит.
И я хотел бы стать таким навек, Но я не куст, а человек.
На голове моей орлы гнезда не вили, Кукушка не предсказывала лет…
3*3 Любя меня, как все любили, За то, что гений я, а не клеврет! Я верю: к шалостям твой организм вернется.
Бери меня, красавица,- я твой! В груди твоей пусть сердце повернется Ко мне своею лучшей стороной.
1932 ШУРЕ ЛЮБАРСКОЙ Верный раб твоих велений, Я влюблен в твои колени И в другие части ног От бедра и до сапог.
Хороши твои л-одыжки, И ступни, и шенкеля, Твои ноги-шалунишки, Твои пятки-штемпеля! Если их намазать сажей И потом к ним приложить Небольшой листок бумажный Можно оттиск получить! Буду эту я бумажку Регулярно целовать И, как белую ромашку, Буду к сердцу прижимать.
Я пойду туда, где роза Среди дудочек растет, Где из пестиков глюкоза В виде нектара течет.
Эта роза – ваше ухо, Так же свернуто оно, Тот же контур, так же сухо По краям обведено Это ухо я срываю И шепчу в него, дрожа, Как люблю я и страдаю Из-за вас, моя душа.
И различные созданья Всех размеров и мастей С очевидным состраданьем Внемлют повести моей.
Вот платком слезу стирает Лицемерная пчела, Тихо птица вылетает Из секретного дупла.
И летит она, и плачет, И качает головой – Значит, жалко ей, и, значит, Не такой уж я плохой.
Видишь, как природа внемлет Вожделениям моим, Лишь твое сознанье дремлет, Оставался глухим.
Птица с красными глазами Совершает свой полет, Плачет горькими слезами Человечества оплот.
Кто оплот? Конечно, я.
Значит, плачу тоже я! Почему я плачу, Шура? Очень просто: из-за вас.