Читаем Ванна Архимеда полностью

Все знают, что придет конец, все знают, что они свинец.

Но это пустяки, ведь мы еще не костяки, и мне не страшен сотник адовый, вернись, Фомин, шепчи, шепчи, подглядывай.

Фомин Я подглядываю? ничтожество, есть на что смотреть.

Женщина Давно ты так стоишь? Фомин Не помню. Дней пять или семь.

Я счет потерял.

Мне не по себе.

А ты что делаешь? Женщина Хочется, хочется, хочется поворочаться.

Ворочается и так и сяк.

Фомин (воет) Ты сумрак, ты непоседа, ты тухлое яйцо.

Победа, Господи, Победа, я вмиг узнал ея лицо.

12 Ванна Архимеда 353 Господь Какое же ее лицо? Фомин Географическое.

Носов Важнее всех искусств, я полагаю, музыкальное.

Лишь в нем мы видим кости чувств.

Оно стеклянное, зеркальное.

В искусстве музыки творец десятое значение имеет, он отвлеченного купец, в нем человек немеет.

Когда берешь ты бубен или скрипку, становишься на камень пенья, то воздух в маленькую рыбку превращается от нетерпенья.

Тут ты стоишь, играешь чудно, и стол мгновенно удаляется, и стул бежит походкой трудной, и география является.

Я под рокот долгих струн стал бы думать – я перун или география.

Фомин (в испуге) Но, по-моему, никто не играл. Ты где был? Носов Мало ли что тебе показалось, что не играли.

Женщина Уж третий час вы оба здесь толчетесь, все в трепете, в песке и в суете, костями толстыми и голосом сочтетесь, вы ездоки науки в темноте.

Когда я лягу изображать Валдай, волшебные не столь большие горы, Фомин, езжай вперед. Гусаров, не болтай.

Вон по краям дороги валяются ваши разговоры.

Фомин Кто «ваши»? Не пойму твоих вопросов. Откуда ты взяла, что здесь Носов? Здесь все время один Фомин, это я.

Носов (вскипая) Ты? ты скотина! Фомин Кто я? я? (Успокаиваясь.) Мне все равно. (Уходит.) Носов Фомина надо лечить. Он сумасшедший, как ты думаешь? Женщина Женщина спит.

Воздух летит.

Ночь превращается в вазу.

В иную нездешнюю фазу вступает живущий мир.

Дормир, Носов, дормир.

Жуки выползают из клеток своих, олени стоят, как убитые.

Деревья с глазами святых качаются, Богом забытые.

Весь провалился мир.

Дормир, Носов, дормир.

Солнце сияет в потемках леса, блоха допускается на затылок беса.

Сверкают мохнатые птички.

В саду гуляют привычки.

Весь рассыпался мир.

Дормир, Носов, дормир.

Фомин (возвращаясь) Я сразу сказал: у земли невысокая стоимость.

Носов Ты, бедняга, не в своем уме.

Они тихо и плавно уходят.

И тогда на трон природы сели гордые народы 354 12* 355 берег моря созерцать, землю мерить и мерцать.

Так сидят они, мерцают и негромко восклицают: «Волны, бейте, гром, греми, время, век вперед стреми».

По бокам стоят предметы, безразличные молчат.

На небе вялые кометы во сне худую жизнь влачат.

Иные звери веселятся под бессловесною луной, их души мрачно шевелятся, уста закапаны слюной.

Приходит властелин приказчик, кладет зверей в ужасный ящик и везет их в бешенства дом, где они умирают с трудом.

Бойтесь бешеных собак.

Как во сне сидят народы и глядят на огороды.

Сторож нюхает табак.

Тут в пылающий камин вдруг с числом вошел Фомин.

Фомин Человек во сне бодрится, рыбы царствуют вокруг.

Только ты, луна сестрица, только ты не спишь, мой друг.

Здравствуйте, народы, Петровы, Иваны, Николаи, Марии, Силантии, на хвост природы надевшие мантии.

Куда глядите вы? Народы Мы, бедняк, мы, бедняк, в зеркало глядим.

В этом зеркале земля отразилась как змея.

Ее мы будем изучать.

При изучении земли иных в больницу увезли, в сумасшедший дом.

Фомин А что вы изучали, глупцы? Народы Мы знаем, что земля кругла, что камни скупцы, что на земле есть три угла, леса, дожди, дорога, и человек – начальник Бога.

А над землею звезды есть с химическим составом, они, покорны нашим уставам, в кружении небес находят долг и честь.

Да, вообще есть о чем говорить.

Все мы знаем, все понимаем.

Затычкин Ты смотришь робко, подобный смерти, пустой коробкой пред нами вертишь.

Ужели эта коробка зла? Приветствую пришествие козла.

Фомин Родоначальники, я к вам пришел и с вами говорить намерен, ведь сами видите вы хорошо, что не козел я и не черт, не мерин, тем более не кто-нибудь другой.

Фомин сказал. Махнул рукой и заплакал от смущенья, и начал превращенье.

Речь Фомина Господа, господа, все предметы. Всякий камень, рыбы, птицы, стул и пламень, горы, яблоки, вода, брат, жена, отец и лев, руки, тысячи и лица, войну, и хижину, и гнев, дыхание горизонтальных рек 356 357 занес в свои таблицы неумный человек.

Если создан стул, то зачем? Затем, что я на нем сижу и мясо ем.

Если сделана мановением руки река, мы полагаем, что сделана она для наполнения нашего мочевого пузырька.

Если сделаны небеса, они должны показывать научные чудеса.

Также созданы мужские горы, назначения, туман и мать.

Если мы заводим разговоры, вы, дураки, должны их понимать.

Господа, господа, а вот перед вами течет вода, она рисует сама по себе.

Там под кустом лежат года и говорят о своей судьбе.

Там стул превращается в победу, наука изображает собой среду, и звери, чины и болезни плавают, как линии в бездне.

Царь мира Иисус Христос не играл ни в «очко», ни в штосе, не бил детей, не курил табак, не ходил в кабак.

Царь мира преобразил мир.

Он был небесный бригадир, а мы грешны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмористическая проза / Юмор