Варенька

По тому, как Анастасия Михайловна после первой же фразы, произнесенной Елизаветой Васильевной, крепче прижала к себе Вареньку и утвердительно закивала головой, девушка поняла, что ее приход не был неожиданным. Здесь знали: она придет!

Это очень удивило Вареньку. «Неужели Нина сказала? — подумала она. — Но когда успела?» К тому же еще вчера Варенька даже не помышляла о том, чтобы пойти на фабрику работать. А может, бабушка Елизавета Васильевна? Старая, мудрая, она могла заранее позаботиться о своей глупой внучке, договорилась с Анастасией Михайловной..

Как бы там ни было, но на фабрике знали, что Варенька Заречная придет сюда. Знали раньше ее самой!

И опять девушка вспомнила тех, кто в разное время принял в ее судьбе живое, сердечное участие. Только теперь она начала понимать, какую огромную роль сыграли в ее жизни, казалось, совсем посторонние, чужие, но вместе с тем близкие, хорошие советские люди.

«Кто знает, что было бы со мной, если бы не они, — с глубокой благодарностью подумала она. — Ведь, не приди инспектор гороно, я бы, конечно, не училась. Или вот теперь…»

— Пойдем в отдел кадров, — оборвала ее мысли Елизавета Васильевна.

Вернувшись домой, Варенька переоделась в старое, короткое, много раз латанное платье и молча принялась собирать в чемодан свои немногочисленные вещи.

— Ты чего это? — удивилась тетя Лина.

— Я на фабрику поступила, — пояснила девушка. — В общежитии буду жить.

— Что? — переспросила Капитолина Николаевна и будто взбесилась. — Можешь отправляться на все четыре стороны, хоть к черту в пекло, — едва владея собой, кричала она. — Но больше сюда не возвращайся! Иди, и чтоб духу твоего здесь не было!

— Наоборот, — обращаясь к Вареньке, спокойно возразил Савва. — Приходи. В любой день и час приходи. Для тебя всегда дверь открыта. — Но, когда девушка нагнулась, чтобы взять чемодан, он поставил на него свою ногу. — Не надо торопиться, детка. Ты получишь свои вещи, как только твой папа возместит нам расходы за текущий месяц. Ты знаешь, мы ведь на тебя тратились. А потом, может, тебе в общежитии не понравится. Зачем таскать багаж взад-вперед?

Возмущенная Варенька не нашла что сказать и выбежала из комнаты.

— Она вернется, — убежденно сказал Савва.

— Я не пущу ее, гневно заявила Капитолина Николаевна.

— Глупее ты ничего не придумала? — усмехнулся Савва и, зажмурясь, потер ладонью подбородок. — Когда снова переступит этот порог, она будет мягче воска. Понятно?

Постучав, в комнату вошел сердитый Частухин.

— Вы не имеете права не давать ее вещи, — гневно сказал он.

Капитолина Николаевна рванулась к нему, но Савва, схватив ее за плечо, принудил сесть.

— Дорогой Владимир Григорьевич, — мягко улыбнулся он, — вы напрасно вмешиваетесь не в свои дела. Но я не сержусь и готов с вами объясниться. Дело в том, уважаемый сосед, что у девушки очень неуравновешенный характер. Как вы знаете, она убегала из дому, а затем вернулась. И сейчас кто уверен в том, что она завтра не передумает?

— Я уверен, — твердо заявил Частухин.

— Очень хорошо, — опять улыбнулся Савва и развел руками. — А я, представьте, нет. Как быть?

— Вас суд заставит вернуть ей вещи.

— Суд? — Савва засмеялся. — Уверяю, дорогой сосед, до этого дело не дойдет. Как только жена, в данном случае она лицо решающее, убедится в том, что ее воспитанница приняла решение серьезно, я сам отнесу чемодан.

Частухин злился, нервничал, а Савва говорил спокойно, рассудительно и этим брал верх. Он умел спорить.

— Но дайте ей хоть другое платье, — потребовал Владимир Григорьевич.

— Пожалуйста, — тут же согласился Савва. Главное для него заключалось в том, чтобы Варенька еще раз пришла за вещами. Тогда бы он нашел, как с ней поговорить. Поэтому сейчас она могла взять себе любое платье, препятствовать этому он не собирался.

Частухин выглянул в коридор, но Вареньки там не было. Она ушла, не дождавшись конца разговора.

— Видите, какой трудный характер, — расставаясь в коридоре с Частухиным, сокрушенно вздохнул Савва.

— Вот она, благодарность за то, что я столько лет ее выхаживала, — металась по комнате Капитолина Николаевна.

— Тебе жаль расставаться с дойной коровой, — иронически усмехнулся Савва и достал из кармана папироску. — Но мы еще будем кушать масло, любовь моя. Из рук Саввы Адикитопуло еще никто не вырывался.

По обыкновению он произнес эти слова без угрозы, с мягким южным юморком, но у Капитолины Николаевны похолодели руки. Она будто впервые увидела настоящее лицо мужа. Для него улыбка служила привычной маской, под которой скрывался жестокий, расчетливый себялюбец, упорно не желающий трудиться. И она испугалась. Ей представилось, в какой страшный омут он успел затянуть ее. Она уже давно тяготилась связью с ним, но, к несчастью, он говорил правду: вырваться из его рук было очень трудно.

XXI