Varia

Характерная особенность абстракции – она представляет собой тождество с мертвой материей, слияние с ней. Лишь постепенно в человеческой жизни и в нашем духе развиваются менее кристаллические, более конкретные, более органические формы, и судьба человека всецело зависит от того, насколько он способен снова превратить выделенную им абстракцию в нечто органическое, так, чтобы она перешла в «плоть и кровь», стала «второй природой», вернулась в целое. Это относится, конечно, и к искусственным формам общественной ассоциации, которая создается на месте естественных кровных и стадных связей природы. В некоторые эпохи эти артефакты общественного устройства достигали особенно абстрактного, alias (сиречь) «отчужденного» уровня. Бывали и более живые, свободные формы. Должны быть они и снова на более широкой основе, как преодоление «обнаженной абстракции» Берка.

1978 г.

Парето сказал: «История есть кладбище аристократий».

Это еще раз оправдалось у нас в тридцатых годах.

К «смыслу жизни»

Принцип «довлеет дневи злоба его…» – не делайте скороспелых выводов, не принимайте состояния, подобного гейневской «матрацной могиле», за угол зрения на всеобщее.

Принцип этот является противовесом скептицизму, вытекающему из множественности возможных позиций. Сейчас вам кажется, что истины нет, но именно из относительности вытекает и относительность относительности.

Довлеет дневи злоба его – относительность относительности, абсурд абсурда. Историзм может быть источником скепсиса, но может быть и наоборот. Его позитивный характер дан уже в простой смене. Погодите! Довлеет дневи злоба его…

К теории болезни

Симптом обновления организма, особенно духовного обновления после тяжелой болезни, я испытал несколько раз в молодости.

В Тунисе, на развалинах Карфагена найдена глиняная табличка с текстом, который начинается словами: «Настали плохие времена. Все пишут, никто не читает». (Рассказывал Ив. Славов со слов одного болгарского археолога, участвовавшего в раскопках.) Табличке – 600 лет до и. э. (Это, видимо, версия Лейденского папируса.) Пишущие – господствующее сословие. Переворачивание «верха» и «низа».

Из заметок времен войны

Человек не должен быть ни свиньей, ни дураком – разница между тем и другим весьма относительна.

Свиньей он бывает, когда делает других простыми орудиями своих интересов, средством удовлетворения своих потребностей.

Дураком он бывает, когда сам опускается до уровня простого орудия, средства, игрушки для других.

Эйнштейн сказал: «Опираться можно только на то, что оказывает сопротивление».

Это весьма глубоко при перенесении в область политики. То, что не оказывает сопротивления, – ничто, дрянь. Абсолютная податливость, подчинение не рождает людей, на которых можно было бы опереться. С другой стороны, известная степень сопротивления, бунта только поддерживает данный порядок. Это тайна всей истории классового общества.

1969 г.

Талант с точки зрения двух полюсов и цикла

Талант как горение личности. Бывает ли горение без кислорода, который находится в окружающей атмосфере? Заключено ли оно в дереве или керосине? В каком смысле?

Талант есть всеобщая форма, определенный материальный носитель, превращенный в эквивалент, носитель всеобщего.

Диалектика цикла здесь: преобладание виртуозной всеобщности носителя, который наталкивается на то, что золото по своей природе – не деньги, который существует лишь как достигнутое в известных условиях всеобщее. Без этого данный нервнофизиологический субъект не талант. Наталкиваясь на эту преграду, талант становится слишком растяжимым, пустым и ложным. Он падает

без содержания. И наоборот, восстает бездарный талант, не имеющий всеобщности, но выражающий действительную стоимость. Последнее тоже до известного предела, оно тоже наталкивается на границы.

Это судьба фиктивного капитала, системы без золотого покрытия.

до 1968 года

Когда ты думаешь, что уже поздно, – время действовать. Когда ты думаешь, что все уже решено в твою пользу, опасность ближе всего…

Есть общий комплекс своевременности, обманывающий нас.

Знаете ли вы, как уничтожаются воробьи? Нет, вы не знаете, как уничтожают воробьев… Целая деревня, целый район, целый город вооружаются трещотками, барабанами, кастрюлями и поднимают страшный шум. Воробьи поднимаются в воздух, им негде сесть – страшно! Но долго летать бедная птаха не может, а шум продолжается. И вот один за другим падают воробьи на землю. Ничего не поделаешь – инфаркт миокарда!

Если бы воробьи не боялись шума, их пришлось бы уничтожать поодиночке, а это далеко не так просто. Оглушенные воробьи могут пасть в неравной борьбе с человечеством, но воробьиный род сохранится и будет продолжать свое поступательное развитие. Но для этого нужно не бояться шума.