Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

Огромный вклад в деле закрепления в науке представлений, что Начальная летопись формировалась под воздействием западноевропейских, преимущественно скандинавских памятников, внесли российско-советские исследователи XX века. В 1911 г. Б. М. Соколов, выступая на 15 Археологическом съезде, сказал, что летописные сообщения о женитьбе князя Владимира восходят к той древнегерманской версии, что послужила источником некоторых песен о Нибелунгах и рассказа Тидрек-саги. Через двенадцать лет ученый свой доклад развернул в большую статью, доказывая, что германский эпический источник, к которому он возводил материал о сватовстве Владимира к Рогнеде, женитьбе его на ней и ее мести мужу, был воспринят дружинниками, находившимися «в тесной связи с поэтическим творчеством соседних германских народов». В начале XIV в. эта устная традиция была перенесена в летопись. Тогда же С. Рожницкий поделился «вероятными догадками», историческое основание которых, по его словам, нерушимо. Сопоставив две формы названия Днепра — древнескандинавскую Nepr и древнерусскую былинную Нъпръ, исследователь пришел к выводу, что «объяснение былинного Непра из др. — сканд. (и тоже из др. — шведского) Nepr кажется столь естественным…», хотя, недоумевает он, «трудно понять, каким образом пришло русскому человеку на ум заменять родное Днепр

(здесь и далее курсив автора. — В. Ф.

) по иностранному образцу формою Непр

». В целом, резюмировал Рожницкий, «существовали русские былины… сложенные по образцу варяжских песен, упоминающих Nepr, и перенятые вместе с их содержанием», что «предполагает громадное варяжское литературное влияние». По образцу скандинавских песен, добавлял он, были созданы былины, где говорится о Кияне-городе, т. е. Киеве[673]

.

В 1914 г. П. М. Бицилли выдвинул, по его же скромному признанию, догадку о «значительном влиянии известий о Владимире, сложившихся на Западе, на нашу летопись». Он был уверен, что во второй половине XI в. существовали «все условия для того, чтобы западные литературные образцы могли появиться на Руси», в связи с чем к нам была занесена из Саксонии, благодаря немецким бракам русских князей, версия крещения Владимира, а вместе с ней и Сказание о крещении Хлодвига, которые были использованы при составлении летописи. На следующий год К. Ф. Тиандер утверждал о внесении на страницы летописи двух вариантов переселенческого скандинавского сказания, по его словам, шедшего за скандинавами «по пятам», оставляя свой след в Англии, Франции, Италии, Швейцарии и в других странах. Одно из них было приурочено к Новгороду (варяжская легенда), другое — к Киеву (предание о Кие, Щеке и Хориве). В 1922 г. С. В. Бахрушин, выделяя в составе летописи Повесть о первых русских князьях, рассказывающую про Кия, Щека и Хорива, призвание варягов, поход Олега и его смерть, борьбу Игоря с древлянами, при этом отстаивал тезис, что она сформировалась под сильнейшим воздействием скандинавского эпоса, отчего имена князей скандинавские, а рассказ о смерти Олега имеет полную аналогию в сагах. Еще один источник ПВЛ он видел в Повести о крещении Руси, возникшей, по его мнению, под влиянием «хазарского религиозного фольклора», византийских преданий, распространенных «в греческом Причерноморье» и также скандинавского эпоса. Этот рассказ, считал ученый, «не был записан при жизни Владимира и был восстановлен искусственно, литературным путем, когда деталей уже невозможно было вспомнить»[674].