Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

Выше были приведены слова Г. Эверса, охарактеризовавшего отсутствие у скандинавов преданий о Рюрике как «убедительное молчание». А. Л. Шлецер в противовес подобным доводам выставлял свой, суть которого сводилась к тому, что «скандинавы не имели еще летописей». Н. М. Карамзин, признавая, что в скандинавских памятниках «нет ни слова о Рюрике и братьях его, призванных властвовать над славянами», также говорил, что у скандинавов не было «подробных, верных историй» вроде ПВЛ. По его словам, «Саксон Грамматик выдумывал, Торфей угадывал…». М. П. Погодин полагал, что водворение Рюрика в Новгороде «было сначала маловажно, и не обратило на себя ни чьего внимания. Последствия совершенно не соответствовали началу. При том свидетельство о Рюрике могло пропасть…». В. Томсен делал упор на то, что основание норманнами русского государства «прошло на Севере сравнительно незамеченным», тем более, что центр саг, Исландия, «был слишком удален от самой сцены события…»[773]. С. А. Гедеонов, справедливо говоря, что никакими случайностями не может быть объяснимо молчание скандинавов «о Рюрике и об основании Русского государства», указывал при этом на тот факт, что норвежский скальд Тиодольф был современником Рюрика и его братьев, но в сохранившихся у Снорри Стурлусона остатках его песен нет о них и речи, хотя вместе с тем «говорится о восточных венедах, то есть о руси». Ценно вместе с тем заключение Д. Щеглова, что скандинавы «основали в продолжение трех десятков лет государство, превосходившее своим пространством, а может быть, и населением, все тогдашние государства Европы, а между тем это замечательнейшее событие не оставило по себе никакого отголоска в богатой скандинавской литературе. О Роллоне, овладевшем одною только провинцией Франции и притом не основавшем самостоятельного государства, а вступившем в вассальные отношения к королю Франции, саги знают, а о Рюрике молчат»

[774].

И более чем странно на этом фоне полнейшего безмолвия скандинавских источников о Рюрике, совершившем грандиозное по своим масштабам и значимости предприятие, которое, будь он их соплеменником, непременно записали бы себе в актив норманны (многочисленные саги очень подробно повествуют о несравнимо менее значимых действиях скандинавов в Западной Европе, синхронных по времени событиям, в которых были задействованы летописные варяги), на фоне отсутствия имен Рюрика, Синеуса и Трувора в шведских именословах слышать слова, что в варяжской легенде видны следы древнешведской фразы якобы существовавшего соглашения со шведами «Рюрик с родом своим и дружиной многой»[775]

. А. Н. Сахаров, обращая внимание на известие ПВЛ, что Олег, сев в Киеве в 882 г., «устави варягом дань даяти от Новагорода гривен 300 на лето, мира деля, еже до смерти Ярославле даяше варягом»[776], т. е. до 1054 г., говорит о заключении киевским князем с варягами договора о мире на русских северо-западных границах. При этом верно заметив, что «в Скандинавии в то время не было таких государственных образований, тем более способных существовать более сотни лет»

[777]. Но если все же вообразить, что соглашение со скандинавами и было заключено, то не один, даже самый уважаемый в скандинавском мире вождей не мог дать гарантии даже на самое короткое время (а тем более на срок свыше 170 лет), что он не будет сметен своими жадными до добычи конкурентами, а те, в свою очередь другими и т. д., что непременно превратило бы Восточную Европу в арену жесточайших и постоянных схваток скандинавов за ее огромные богатства, а также за пути, ведущие в сказочный Константинополь, куда были устремлены вожделенные взоры всех искателей удачи средневековья. А эти события уж точно бы отразились и в скандинавских сагах и в русских летописях.

И последнее. Н. Н. Гриневу, так утвердительно ведущему речь о шведских истоках одного из самых сложных памятников, коим является варяжская легенда, следовало бы, конечно, объяснить, каким образом русские летописцы XI в., как он считает, первый в 60-70-х гг., составляя рассказ о призвании, а второй в 90-х гг., редактируя его при включении в Начальный свод (здесь он по своему усмотрению комбинирует схемы складывания ПВЛ, предложенные Д. С. Лихачевым и М. Х. Алешковским), смогли прочитать текст, написанный «старшими рунами», давно к этому времени забытыми в Швеции, что признает сам исследователь[778]

. К тому же старшерунический алфавит (он использовался в Скандинавии до конца VIII в. и был вытеснен новым руническим алфавитом — «младшими рунами»[779]) никак не мог быть применен в тех целях, что приписывает ему ученый, о чем говорят специалисты в области скандинавской письменности и литературы.