Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

Начальная летопись представляет собой сложнейший памятник, сводчики которого с определенными целями, отражавшими либо их собственные позиции, либо настроения тех или иных общественных сил, постоянно его перерабатывали, не только включая в него разновременные и разнохарактерные источники, но и выбрасывая все то, что противоречило их взглядам на прошлое и настоящее Руси. Именно от понимания характера и конкретного содержания летописей, заключал А. Г. Кузьмин, «от определения условий происхождения и изменения записей во много зависит достоверность наших знаний о породившей их эпохе»[788]. ПВЛ лежит в основе Лаврентьевской и Ипатьевской летописей до 1110 года. В НПЛ в иной редакции отражен примерно тот же материал. Древнейшей редакцией ПВЛ считается та, что содержится в Лаврентьевском списке (1377), и в Радзивиловской летописи, восходящей к началу XIII в. (она представлена двумя списками XV в. — Радзивиловским, доведенным до 1206 г., и Академическим, в котором после указанного года следует продолжение иной, нежели Лаврентьевская, традиции). Близок Радзивиловской летописи Летописец Переяславля Суздальского, известный в списке XV в. (составлен в период между 1216–1219). К традиции Лаврентьевской летописи примыкают сгоревшая Троицкая летопись начала XV в. и Симеоновская рукопись XVI столетия. Другая редакция ПВЛ находится в составе Ипатьевской летописи (южнорусский летописный свод конца XIII — начала XIV в., доведенный до 1292 г.), дошедшей в ряде списков, среди которых особое место занимают Ипатьевский (ок. 1425) и Хлебниковский (XVI в.). Ныне принято признавать обе редакции «равноценными» и видеть в их основе один и тот же памятник

[789].

Вопрос о начале летописания, подчеркивал М. Н. Тихомиров, вопрос не только историографический: «он имеет громадное значение и для характеристики достоверности исторических сведений о древней истории Руси в ІХ-Х вв.»[790]

. Первое мнение в отношении создателей ПВЛ и времени ее сложения принадлежит великому В. Н. Татищеву. Связав летопись с именем Нестора[791], он полагал, что тот создал ее в 1093 г., а его продолжатель Сильвестр придал ей окончательный вид в 1116 г. Вместе с тем историк впервые поставил вопрос о предшественниках Нестора: «…Он не со слов, но с каких-либо книг и писем из разных мест собрав и в порядок положил…». Мысли, высказанные Татищевым, пали вначале на благодатную почву. Вслед за ним Г. Ф. Миллер говорил, что «Нестор уже застал письменные известия, по которым сочинил он свою летопись…». И. Н. Болтин также затем отмечал, что «были прежде Нестора летописцы…»

[792]. Это верное заключение, к сожалению, было вскоре забыто и виной тому был А. Л. Шлецер, отрицавший существование летописей до ПВЛ. В 1802 г. ученый в первой части «Нестора» полно изложил свой взгляд на ПВЛ, утверждая, что она была испорчена позднейшими малограмотными переписчиками, и потому необходимо стремиться к восстановлению «чистого, неиспорченного» Нестора (эту задачу он поставил перед собой еще в 1768 г.)[793]

. Выход с «ложного пути поисков «очищенного Нестора» начался лишь после того, как Г. Эверс в 1814 г. и П. М. Строев в 1820 г. установили сводческий характер летописей, вобравших в себя предшествующий разновременный и разнохарактерный материал. При этом Эверс заметил, что «восстановление истинного Нестора… остается по крайней мере сомнительным…»[794].

После принципиально важного вывода Эверса и Строева начался процесс выделения из состава летописи ее источников[795]. В 1853 г. С. М. Соловьев предположил, что основой ПВЛ являлось Сказание о призвании варягов, первоначально представлявшее собой «отдельный сплошной рассказ без годов, которые внесены после…», а также предисловие «о дорюриковском времени…». В 1861 г. Н. И. Костомаров сказал то же самое, только уточнив, что эта, по его словам, «Повесть древних лет», написанная христианином, оканчивалась за несколько лет до смерти Ярослава Мудрого. В 1868 г. К. Н. Бестужев-Рюмин выразил убежденность в том, что еще ранее XII в. велись письменные записи о событиях. И ядром летописи он посчитал «Повесть откуда пошла Русская земля», написанную, вероятно, в Киеве с целью объединить историю Южной Руси с Северной: начало самостоятельности Киева с захватом варягами Новгорода. В 1896 г. И. Филевич, не сомневаясь, что название Начальной летописи относится лишь к какой-то ее части, говорил о «Повести о русской земле», не обнимавшей годовых записей и существовавшей в виде цельного рассказа, главным содержанием которой было показать «переход имени Руси с Дуная и Карпат в Киев». Вел ученый и речь о древнейшем своде, заканчивающемся вторым десятилетием X в. и уцелевшем, как он полагал, в Никоновской летописи. Этот свод начинался карпато-дунайскими преданиями, за которыми следовали предания Полянские, а затем события на славянском севере[796].