Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

В обоих случаях, как подчеркивает В. И. Стеллецкий, термин «старый» означает «давний и прославленный» (знаменитый, известный всем)» Владимир (под ним обычно понимают Владимира Святославича). «Старым» автор «Слова» называет вместе с тем и Ярослава Мудрого, параллельно именуя его в том же значении как «давный великыи Ярославль». В том же смысловом ряду стоят выражения «старые словеса», «старое время» и, конечно, «минули лета Ярославля»[953]. Исходя из того, что «Слово о полку Игореве» «старыми» одновременно именует и отца и сына, нельзя, конечно, выводить, что русские конца XII в. родоначальником русских князей в равной степени мыслили то одного, то другого, то обоих сразу. Особое место этих действительно великих людей и великих князей в русской истории, что объясняет постоянную апелляцию к их авторитету на протяжении многих веков наших книжников, выразительно определил на страницах ПВЛ неизвестный летописец. В статье под 1037 г, говоря об Ярославе Мудром, он подчеркивает, что «при семь нача вера хрестьяньска плодитися и расширяти, и черноризьцы почаша множитися, и манастыреве починаху быти…. Якоже бо се некто землю разореть, другый же насееть, ини же пожинають и ядять пищю бескудну, тако и сь: отець бо его Володимер землю взора и умягчи, рекше крещеньемь просветив, сь же насея книжными словесы сердца верных людий, а мы пожинаем, ученье приемлюще книжное»[954]

.

То, что Иларион, называя Игоря «старым», не только не думал ставить его первым в ряд русских правителей, но и вообще не касался истоков их генеалогии, видно на примере других источников, дающих очень близкие по смыслу чтения. Так, в «Слове о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича», написанном вскоре после смерти Донского, говорится, что он выступил против Мамая, «акы древний великий князь Ярослав Володимеровичь (здесь и далее курсив мой. — В. Ф.

)…»[955]. В «Сказании о Мамаевом побоище» (Основная редакция XVI в. и ее варианты — Ундольский список второй четверти XVI в. и Забелинский конца XVII в.) отмечено, что по завершению Куликовской битвы князья и воеводы обратились к Дмитрию Ивановичу со следующими словами: «Радуйся, князю нашь, древний Ярослав (великий, древний Ярослав

— Забелинский; «другии Ярослав» — Ундольский. — В. Ф.

), новый Александр, победитель врагом»[956]. Перед самим сражением московский князь, как согласно утверждают Основная редакция и ее варианты — Ундольский, Забелинский и Ермолаевский (список конца XVII — начала XVIII в.), «въздев руце на небо, нача плакатися, глаголя: «Владыко Господи человеколюбче, молитв ради святых мученик Бориса и Глеба, помози ми, яко же Моисию на Амалика и пръвому Ярославу на Святополъка, и прадеду моему великому князю Александру на хвалящегося короля римъскаго, хотящаго разорити отечьство его»[957].