Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

Традиция, видящая в варягах славянских насельников Южной Балтики, отразилась в отечественных источниках первой половины XVIII в. По свидетельству М. П. Погодина, у него на руках имелись списки описания русских монет, поднесенных Петру I, где в пояснении к указанию западноевропейского хрониста Гельмольда (XII в.) о проживании славян в южнобалтийской Вагрии добавлено — «меж Мекленбурской и Голштинской земли… И из выше означенной Вагрии, из Старого града князь Рюрик прибыл в Новград…»[1433]

. Старый град — это Старгард, в 1157 г. переименованный (скалькированный) в немецкий Ольденбург (Oldenburg) в Голштинии, в древних землях вагров, что на западном берегу Балтийского моря. Информацию о Вагрии совсем необязательно связывать только с Гельмольдом. Своими корнями она уходит в русскую историю. Так, в древнейшем списке «Хождения на Флорентийский собор» (2-я четверть XVI в.) уточняется, что когда митрополит Исидор и его свита плыли в мае 1438 г. из Риги в Любек морем, то «кони митрополичи гнали берегом от Риги к Любку на Рускую землю»[1434]

. Первоначальная редакция «Хождения», как уже указывалось, была написана в конце 30-х гг. XV в. Любек расположен на р. Траве, разделявшей в прошлом владения вагров и ободритов, и эту территорию русские в середине XV и в первой половине XVI в. именуют «Руской землей». Иоакимовская летопись, созданная в 1740-х гг., представляет варяга Рюрика славянином, сыном средней дочери Гостомысла Умилы и правнуком Буривоя. Еще И. И. Срезневский заметил, что имя Гостомысл встречается у балтийских славян. А. Г. Кузьмин совершенно оправдано заострял внимание на том факте, что «сами имена Гостомысла и Буривоя (его отца) известны только у западных славян»[1435]

.

Свидетельства вышеприведенных памятников о южнобалтийской родине варягов обычно объявляются в науке принадлежностью поздней историографической традиции, якобы легендарной по своей сути, поэтому о них весьма снисходительно отзываются в разговоре об этносе варягов. Но, рассуждая так, исследователи при этом не видят главного: «Сказание о князьях владимирских», «Хронограф» С. Кубасова, «Повесть о происхождении славян и начале Российского государства», Бело-Церковский универсал, Синопсис, описание монет, поднесенных Петру I, Иоакимовская летопись, несмотря на то, что часть из них действительно несет в себе легендарные мотивы, характерные вообще для памятников средневековья, являются, во-первых, продолжением той традиции, чьи истоки лежат в нашей древнейшей летописи — в ПВЛ. Во-вторых, что они находят себе полное подтверждение в весьма значимых западноевропейских памятниках. И первым среди них следует назвать труд вышеупомянутого Сигизмунда Герберштейна, посла Священной Римской империи германской нации, посещавшего Россию в 1517 и 1526 годах.

Этот любознательный немец, проявляя исключительный интерес к варягам, был категоричен в своем выводе, что их родиной могла быть только южнобалтийская Вагрия (по его словам, «область вандалов со знаменитым городом Вагрия», граничившая с Любеком), заселенная славянами, которые, как он акцентирует внимание, «были могущественны, употребляли, наконец, русский язык и имели русские обычаи и религию. На основании всего этого мне представляется, что русские вызвали своих князей скорее из вагрийцев, или варягов, чем вручили власть иностранцам, разнящимся с ними верою, обычаями и языком»[1436]. Н. В. Савельев-Ростиславич и В. Б. Вилинбахов считают, что вывод посла отразил сохранившееся в народной памяти представление о славянском происхождении варягов (последний вместе с тем подчеркивал, что Герберштейн опирался на какие-то якобы известные ему летописные источники)[1437]. Действительно, Герберштейн, родившись в Крайне — славянской области Австрии и с детства зная язык местных славян, мог узнать в России многое из того, что никогда бы не услышали в частной беседе с русскими или не прочитали бы в недошедших до нас памятниках другие западноевропейцы.