Овида приблизился к столу, взял в руки оружие, повертел, попробовал пальцами натянуть тетиву – не вышло. Овида удивился. Взялся по-настоящему, аж мышцы на шее вздулись… И все равно самую малость не хватило. Овида покачал головой, прижал ногой петлю, ухватился за рычаг, но не рванул, а потянул медленно, как Травстила делал…
– Легко как, – опять удивился он.
– Стрелять тоже легко, – сказал Травстила. – Целить легче, стрела ровнее идет, и ветром почти не сбивает, тяжелая.
Я вот что мыслю, – продолжал он. – Небесные герои такими машинами (слово «машина» он произнес по-ромлянски) слабость свою исправляют. А как ловко выдумывают – диву даешься.
– Но польза с того есть и нам, – заметил Одохар. – Те петли для ног, какие Аласейа себе сделал… Я велю каждому сделать. Коленями, ясно, держаться на коне привычней, но коленом так не упрешься. На петлях этих даже и встать можно, а тогда и копьем ударить сподручней, и рубить сверху…
– Предки наши без этого обходились, – проворчал Овида. – С такой снастью и воинов воспитывать ни к чему. Нынче твой, Одохар, воин мешок с полсебя весом между коленями удержит и копьем в щит попадет за сорок двойных шагов, а с этим… – Жрец кивнул в сторону самострела. – С этим любой неуч воином станет. С этим даже женщина тебя, Одохар, побить может.
– Да ладно тебе, старый, ругаться, – махнул рукой Травстила. – Видал я такие штуки у ромлян. И большие, и малые. Большие еще годятся в дело, а малые… Пока тетиву накрутишь… – Травстила изобразил, как вращает вороток, – тебе три раза глотку перережут.
– Но это… – Овида хлопнул по столу. – Это другое. Раз – и все.
– Да не важно это, – опять отмахнулся Травстила. – Не это важно.
– А что? – спросил Одохар.
– Не важно, что там у них в Байконуре делают. Важно –
Одохар улыбнулся, а Овида нахмурился:
– Не того я боюсь, что женщина воином станет, а того, что убивать она станет, как воин. И нечистота мир наполнит.
Он сделал рукой отводящий знак, и остальные не медля сделали то же.
– Я понял, – после долгой паузы медленно проговорил Травстила. – Я не буду делать новые вещи.
– Да, – кивнул Овида. – Ты понял.
И тут, словно знак окончания разговора, снаружи раздался голос, выкликающий Одохара.
Трое разом поднялись, на краткий миг соединили руки. И вышли из комнаты. Овида – последним. У дверей жрец махнул рукой – и восковая свеча на столе погасла. Темнота скрыла все, в том числе и дивное оружие, сработанное Травстилой. О нем даже не вспомнили.
Глава 40
Алексей Коршунов. Совещание
– Не спать мне и в эту ночь, – пробормотал Одохар, потирая виски.
– Я тебе снадобье дам, – прогудел из своего угла Овида. – Всем дам, не боись.
В самой большой комнате риксова дома тесно. Собралась уйма народу, да и народу не маленького. Сам рикс, Агилмунд, Ахвизра, Травстила-кузнец, семеро старейшин, на чью поддержку на тинге рикс твердо рассчитывал. В их числе – Фретила. Поближе к отцу, по привычке, устроился Книва. Особняком расположились герулы: Скулди с Кумундом. Еще несколько человек, о которых Коршунов ничего не знал.