Васек Трубачев и его товарищи

Они идут по улице, похрустывая сухарями. Заплаканные глаза Нюры тревожат её товарища, но он не смеет спросить, почему она плакала. Ведь Нюра всё скрывает. А зачем скрывать? Ведь и Коля и все товарищи давно видят, что у неё дома как-то неладно. Недавно они все напали на Лиду: «Почему ты не спросишь? Ведь ты же её подруга!» – «Я спрашивала… я двадцать раз спрашивала, но она не хочет, чтобы я знала. И вы меня не упрекайте! Я сама не знаю, что делать!» Лида сильно рассердилась на них за упрёки.

– Мне скоро придётся после обеда дядю Егора Ивановича на электризацию водить, – думая о своём, устало говорит Нюра.

– Давай вместо тебя я буду! – быстро предлагает Одинцов.

– Нельзя. Он со мной хочет. У него дома дочка такая же, вот он всё со мной дружит.

– Нюра, – осторожно говорит Одинцов, – может, на тебя мама сердится за что-нибудь? Ты скажи нам… Может, тебе нельзя так часто из дому уходить?

Нюра молчит, и Одинцов сам пугается своего вопроса. Но уже всё равно – начал так начал.

– Нюра, мы ведь все товарищи, ничего друг от друга не скрываем… Ты только скажи нам, может, мы к твоей маме пойдём, поговорим с ней… Может, Севе пойти или Трубачёву?

Нюра сразу настораживается:

– Нет, что ты! У меня… ничего особенного. Просто мама нервная – она не любит, когда я ухожу.

– Взрослые, конечно, все нервные. – бормочет Коля.

Но Нюра неожиданно твёрдо говорит:

– Но ты не беспокойся, я всё равно буду ходить. Надо так надо. Помнишь, как в походе мы подошли к холодной, глубокой речке и все испугались, что придётся её вброд переходить, а Валя сияла тапочки и так просто сказала: «Надо так надо»? Помнишь?

Одинцов не помнит, но из уважения к памяти подруги грустно кивает головой.

– Вот и я так теперь буду. Надо так надо! – говорит Нюра.

– Трудно тебе всё-таки с родителями… – опять начинает Одинцов.

Но Нюра, готовая защищать свою семью, смотрит на него насторожённо и сухо. Коля в смущении надкусывает последний сухарь и протягивает его Нюре:

– Ты не думай, я ничего не говорю… Вот возьми ещё сухарь, я нечаянно надкусил… Может, брезгаешь?

– Ой, как не стыдно! – вспыхивает Нюра и в доказательство поспешно засовывает в рот сухарь. Сухарь с хрустом разламывается пополам под её крепкими зубами. – Вот как раз! На тебе половину! – радуется Нюра.

– Здорово сломался – точка в точку пополам! – с особым удовольствием похрустывая своей половинкой, замечает Коля.

Обоим становится беспричинно смешно и весело. И до самого дома, пока рядом с Нюрой идёт её друг и товарищ, она не вспоминает больше о тяжёлой размолвке с матерью.

Глава 29

Школа № 2

Бывший пустырь привлекал внимание всех жителей маленького городка. «Школа № 2» – читали они объявление на приземистом столбике, вбитом в землю на том месте, где предполагался въезд в будущую аллею. Люди останавливались и с любопытством глядели на широкий двор, на большой дом, опоясанный вокруг лесами.

На крыше звонко отстукивал молоток кровельщика, плотники вставляли рамы, а по двору с тачками, носилками и лопатами пробегали школьники. Мокрые загорелые спины мальчишек жарко блестели на солнце, повязанные платочками головы девочек, как разноцветные маки, мелькали на пустыре. Двор был уже убран, яма с мусором аккуратно засыпана и сровнена с землёй, освобождённая от щебня трава поднялась, и в ней зацвели жёлтые и синие цветики иван-да-марьи, зелёные калачики и мелкая ромашка.

– Давай, давай! Принимай! – слышался крик рабочих.

Доски и рамы поднимали на второй этаж на верёвках. Упираясь крепкими ногами в землю, ребята держали железную лестницу, подавали инструменты.

– Эй, ребята, кто там из вас половчее, подай сюда плоскогубцы! – доносился с крыши голос кровельщика.

– Есть подать плоскогубцы!

Опережая товарищей, мальчуган в полосатой тельняшке бросался к лестнице и, поплевав на ладони, быстро, как обезьяна, карабкался наверх. Чёрные ленточки его бескозырки развевались в воздухе, и через мгновение задорный голос слышался уже на крыше:

– Приказ выполнен! Есть спускаться обратно!

Ленты бескозырки снова развевались в воздухе, и мальчуган прыгал на землю.

Заслышав гудок машины, ребята с торжествующими криками выбегали на улицу, прибирая по пути брошенные доски и обрезки железа:

– Везут! Везут!

– Отойдите, граждане! Посторонитесь!

На пустырь въезжала белая от извести машина. Зычные гудки её наполняли двор. Тяжёлый борт с грохотом откидывался, и белая пыль густо покрывала волосы и плечи школьников.

Известь сваливали в приготовленную яму, лопаты звонко скребли дно грузовика. Шофёр, выглядывая из кабинки, давал задний ход:

– Эй, работнички! Отойди подальше!

– Разворачивай, дядя, разворачивай!

– Стой, стой! На доски наедешь!

Одна из машин сбросила прямо около столбика ящики с гвоздями и тяжёлые листы железа.

Грозный с двумя рабочими принялся разбирать кучу железа.

Васёк, откинув со лба мокрый от жары чуб, взмахнул рукой:

– Эй, ребята, носилки сюда!