Ладно, попробуем так. И глаза закрыла я.
Я не знала, получится ли, между матерью и ребенком связь сильнее, чем между тем, кого я сейчас удерживала лишь весом своего тела и осторожностью мужчины, опасавшегося, что скинуть мое тело с себя наиболее безопасным для меня образом он не сможет. Но не попробовать, я не могла, вот только учитывая повреждения лорда Хеймсворда, боюсь, одним дубом тут не обойтись.
И я, сделав глубокий вдох, очень тихо, подстраиваясь под ритм, слыша треск горячей свечи, и ощущая напряженное тело под собой, зашептала, пытаясь подстроиться под ритм:
«Дубовая роща за стеной, дух лесной, поделись своей силой со мной.
Как под ветром не гнешься, так и Рэймонду вовек гордо стоять, все удары судьбы легко принимать.
Дубовая роща за стеной, дух лесной, поделись своей силой со мной.
Как защищаешь сенью леса да зверье, так Рэймонда защити, жизнь и здоровье ему подари.
Дубовая роща за стеной, дух лесной, поделись своей силой со мной.
Ты наполняешься силой земли, ту же силу Рэймонду подари, чтобы в буре смогл выстоять, чтобы врагов мог побеждать.
Дубовая роща за стеной, дух лесной, поделись своей силой со мной».
Я проговорила весь наговор до конца, но даже не открывая глаз, чувствовала — что-то не так. Что-то не сработало.
Задышала тяжело, пытаясь ухватить ту нить понимания, что ускользала и ускользала, но я ее чувствовала, что-то странное я чувствовала, а еще слышала — шелест дубовой рощи под горой, аромат леса, глухой звериный рык где-то там, в обрывах, среди гиблых мест, куда наши деревенские, даже самые отчаянные и бахвалистые, не ходили никогда.
А еще я чувствовала, что мало. Этого мало. Не знаю, откуда пришло это понимание, мне в какой-то миг показалось, что оно жило там всегда, и нужно было просто услышать и сказать, то что я и так знала.
Руки, ослабев, дрогнули, я опустилась на локти, и почти касаясь губами плотно сомкнутых губ Хеймсворда, и начала шептать, пытаясь уловить ритм, отразить ритм, выговорить, высказать, выплеснуть:
«Дубовая роща под горой, дух лесной, поделись своей силой со мной.
Как под ветром не гнешься, так и Рэймонду вовек гордо стоять, все удары судьбы легко принимать.
Дубовая роща под горой, дух лесной, поделись своей силой со мной.
Как защищаешь сенью леса да зверье, так Рэймонда защити, жизнь и здоровье ему подари.
Дубовая роща под горой, дух лесной, поделись своей силой со мной.
Ты наполняешься силой земли, ту же силу Рэймонду подари, чтобы в буре смог выстоять, чтобы зло смог побеждать.
Дубовая роща под горой, дух лесной, поделись своей силой со мной».
Слова лились словно горный ручей, легко и свободно, и ритм заговора казался простым, безумно знакомым, естественным, правильным. Словно я все это знала, всегда знала, оно таилось внутри меня, ожидая, когда понадобится, и в нужный миг, в самый нужный миг эти слова перестали быть только словами, они стали волшебством, серебром лунного света, сиянием звезд, умиротворяющим шумом листвы на деревьях…
И вдруг все изменилось!
Резко, стремительно, жутко!
Потому что я, находясь здесь, в замке, вдруг увидела обрыв, один из тех, заросших крапивой и колючими кустарниками, на северной окраине леса, куда никто никогда не ходил, и там, в самой густой части скопления колючих насаждений, в самой глубине пропасти, в самом жутком месте — вдруг зажглись ненавистью желтые, звериные, полные ярости глаза чего-то ожившего!
Последнее, что я запомнила, был крик… абсолютно точно мой, и я потеряла сознание, ощущая, как стремительно меня сжали обеими руками.
***
Ночь была странной. Мне все время снилось, что я стою на краю обрыва, а из него рвется, ломая когти, сдирая шкуру о колючий кустарник, огромный монстр! Чем-то он был похож на волка, чем-то лишь на монстра. Но в его глазах сияло зло. Чистое, яростное, полное неистовой лютой ненависти зло.
И на фоне этого кошмара, возгласы горничной, сначала откуда-то издалека, а после и голос миссис Этвуд:
— Я так понимаю, вас можно поздравить с исполнением супруже… О, Боже! Мой лорд! О, мой лорд!
И снова кошмар.
Кошмар, в котором рвущийся монстр, вдруг перестал вырываться, замер, увидев меня и смотрел. Прямо на меня. В мои глаза. Смотрел. Он видел меня. Не знаю как, но видел. Видел. И запоминал. Каждую черточку моего лица, мой запах, меня…
Кажется, я закричала.
Кажется снова.
***
— Шшш, — холодный компресс на моем лбу, нежное прикосновение ладонью к моей щеке, — я рядом, все хорошо.
И узнав этот голос, я улыбнулась, потянулась за его рукой и вдруг осознала, что это левая. Левая рука, на которой нет перчатки.