Мельник ушёл. Со скрипом затворилась дверь. Выбрался Анисим. Сердце стучало гулко, рвалось из груди. Заметил кол у плетня, взял. Не помня, как у двери очутился, подпёр. Смахнул пот со лба, осмотрелся. Рядом потемневшая копёнка сена. Торопясь, разбросал её Анисим, под дверь положил несколько сухих охапок. Долго высекал искру. Руки тряслись. Но вот жгут затлел. Анисим раздул его и, когда пламя вспыхнуло, окликнул:
- Ерёмка!
В мельнице затихли. Кто-то толкнул дверь, забарабанил. Анисим снова позвал:
- Ерёмка, скажи, куда Настю подевал?
- Аниська, открой! - вместо ответа выругался тиун и затряс дверь.
- А вот не открою, - злорадно рассмеялся Анисим. - Спалю я вас за Настасью.
Раздался голос егеря Тимохи:
- Здесь твоя Настя, Аниська, забери её!
- Врёшь, пёс, - не поверил ему Анисим. - Если там она, пущай отзовётся.
В мельнице зашептались. Потом с угрозой заговорил тиун:
- Открой, Аниська, пока добром просим. Аль забыл, как били!
- Того не запамятовал, - оборвал Анисим. - Отныне конец твоим глумлениям над нами, смердами. И дружкам твоим та же судьба, что и тебе, мучитель! Слышишь?
- Ну погоди, выберемся, отправим тебя к твоей Насте в омут, - выкрикнул Тимоха.
- А-а! - вскрикнул Анисим и сунул горевший жгут в сено. Огонь вспыхнул, охватил дверь. Обжигая руки, Анисим поднёс жгут к стрехе. Пламя лизнуло брёвна, весело заплясало, а Анисим бегал вокруг мельницы, поджигал солому на крыше, приговаривал:
- Горите, горите, не человеки, звери.
Ржали, рвались с повода кони. Опомнился Анисим, кинулся коней отвязывать.
- Вы-то за хозяев не в ответе!
Потом отошёл к запруде, угрюмо смотрел, как, охваченная огнём, горит старая мельница. Плакал в лесу филин. Чернел заросший омут.
В Москве набатно ударил колокол. Анисим повернулся, медленно побрёл с пожара.
Звенигород - не Москва. Звенигород - город тихий, дремотный. Даже удивительно, отчего Звенигородом именуется. Миновал Анисим улицу, другую, редкий прохожий встретится. На Анисима глаза пялят. В Звенигороде каждый друг друга знает, новый человек приметный.
Вот двор боярина-воеводы. Тын бревенчатый, ворота крепкие, тесовые. По-над тыном трава высокая, лопухи ушастые. За боярским подворьем торговая площадь с рядами и лавками. Рубленная из брёвен церковь одношатровая. Кабацкая изба наполовину в землю влезла, дверь нараспашку. Рядом, под деревом, телега оглоблями к небу. Кони выпряжены, тут же траву щиплют.
Дело к обеду. У Анисима живот подвело. Вчерашнего дня как выпросил у трёх бродячих монахов корку хлеба, так с той поры в рот маковой росинки не перепало.
Недолго раздумывал Анисим, вошёл в кабак. Со света темно. Постоял у порога, пока глаза свыклись.
В кабацкой избе пусто. Сидит один мужик, цыгановатый, кудри смоляные, борода подстриженная, а напротив него баба-кабатчица, мордастая, ядрёная.
Глянул мужик на Анисима, пальцем поманил:
- Ходи сюда!
Не стал Анисим дожидаться второго приглашения, уселся на лавку рядом с мужиком. Тот кивнул бабе:
- Налей-ка щец и каши сыпни, да не скупись, вели полну миску. Я платить буду. Аль не видишь, изголодал малый.
И пока кабатчица ставила на стол глиняную миску с горячими щами, мужик выспрашивал у Анисима:
- Откель бредёшь и как зовут?
Глазища у мужика чёрные, жгут Анисима насквозь.
- С-под Москвы я, а именем Аниська. А ты откуда родом?
- А меня, коли хошь, кличь Фролкой, боле тебе знать ничего не надобно.
И, ожёгши Анисима глазищами, закончил прибауткой:
- Зовут зовуткой, летаю, молодец Аниська, соколом, не уткой. - И подморгнул. - Рано знать всё хочешь.
Не стал Анисим в расспросы лезть. Не хочет сказывать - и не надо.
Дождался Фролка, пока Анисим насытится, из-за стола поднялся, волос поправил.
- Хошь, Аниська, со мной? Возьму.
Из Звенигорода ушли вдвоём. Новый товарищ у Анисима весёлый; шапочка набекрень, рубаха с портами новые, на ногах сапоги, не лапти. Шагает себе Фролка бойко, насвистывает. Анисиму не скучно. В душе решил: не отстану от него. Куда Фролка, туда и его, Анисима, путь.
Удивляется Анисим, везде у Фролки знакомые выискивались, и в Звенигороде, и в деревнях, что по пути миновали. Гадает Анисим, какие слова Фролка сказывает мужикам, отведёт одного, другого в сторону, пошепчется с ними и снова идёт, насвистывает. Полюбопытствовал, а тот отрезал:
- Жуй, Анисим, пирог с грибами да держи язык за зубами.
Кто знает, куда бы привёл Фролка Анисима, не случись дорогой лиха…
Беда нагрянула нежданно, от Звенигорода недалеко и отойти успели, вёрст двадцать. Размоталась у Анисима обора лаптя, присел на обочине, бечёвку затянул, встал, притопнул и насторожился. В кустах вроде слабый стон раздался. Прислушался. Так и есть, стонет кто-то. Фролка с Анисимом ветки раздвинули, увидели, лежит человек. Анисим всмотрелся и обомлел, узнал.
- Фролка, так это же князя Курбского челядинец.
- Неужто?
- Мне ли не знать, когда от него палки довелось испробовать. Его князь Семён в Литву с собой забрал. И как он тут очутился?
- Ладно, чего теперь гадать, берись, к дороге вынесем, перевяжем.