Василий III

- Вот как? - подался Курбский - На Москве того не знают, и я, князь Михайло, от тебя впервой слышу. А как паны литовские, принимают ли Сигизмунда?

- Он уже в Вильно, - ответил Глинский. - Паны же кто как. Я великого князя и короля нового встречал и в верности своей его заверил.

Курбский усмехнулся. Маршалок уловил это, сказал недовольно:

- Понапрасну смеёшься, князь Семён. Не забывай, Глинский силён, и король рад меня унизить, согнуть. Того и дожидается. Так ответь, зачем мне самому голову на плаху нести? - Пожевав краешек уса, сказал задумчиво: - Чую, веры мне от Сигизмунда нет. Недругов моих он привечает, будто мне в насмешку. Намедни брата моего Ивана Львовича обидел кровно, с воеводства Киевского снял и на воеводство Новогрудинское посадил. Да будто в насмешку в грамоте той Сигизмунд писал, что переменою чести Ивана не уменьшил и титул за ним сохраняет прежний и место в раде подле старосты жмудского…

- Может, ты и прав, князь Михайло, - согласился Курбский. - Судить чужое ох как трудно. А что пан Радзивилл, доволен ли нынешним королём?

Глинский посмотрел пренебрежительно:

- Пан Николай Сигизмунду славословит. Да и епископ, князь Войтех, с первого дня руку короля держит. Ну, довольно жалоб, князь Семён, - перевёл разговор Глинский. - Я тебя словесами потчую, а кормить запамятовал. Эгей, Владек! - позвал он дворецкого. - Веди пана Семёна в его горенку да с дороги помоги умыться. А как управится, немедля в трапезную, я ждать его буду.

* * *

Сейм шумит, волнуется. Сейм спорит до хрипоты. Вельможные паны один другому кукиши тычут, словами разными обзывают. Кто из панов к Яну Заберезскому льнёт, кто за Михайлой Глинским тянет. Друг на друга петухами наскакивают, не уступают. Те, что за Глинского, - по одну сторону залы, друзья Заберезского - по другую.

Король Польский и великий князь Литовский отмалчивается, сидит, насупившись, в кресле посреди залы. Король худой и в кости тонкий, под нижней губой бородка узкая, а под носом ниточка усов.

Ястребиным взглядом зыркает Сигизмунд по огромной зале, всматривается в лица спорящих, выжидает. Паны разнаряжены, на сейм съехались, как на праздник. О чём речь будет, знали заранее. Король войны с Московией ищет. А то не шутка с Русью воевать!

Михайло Глинский с Сигизмундом не согласен.

Шляхтичи расходились, говорят запальчиво. Раскраснелись от ругани.

- Скликать посполитое рушение! - что есть мочи шумит толстый Ян и топает каблуком сапога.

Ему вторят его сторонники. Гвалт, гомон. Долго, терпеливо дожидался Глинский, пока крики чуть стихнут, и только потом сказал:

- Да станет известно князю Яну, что война, как говорили древние, не полезное с приятным. И ещё сказывали древние: действуй не по спешке, а по разуму.

Проговорил и замолк.

- Пан Михайло учёностью нас поразить замыслил, но за словесами нужд Литвы, отчизны нашей, недоглядел! - визгливо закричал Ян Заберезский.

- Московский князь Василий, поди, мыслит сесть на Великое Литовское княжество, - произнёс молчавший до того пан Радзивилл и поднял седую голову.

Сигизмунд потемнел лицом, тёмные брови сошлись на переносице.

- А что, панове, пан Ян хочет убедить нас в своей любви к Литве, нам же роль пасынков отводит, - снова повёл речь Глинский. - Однако, ратуя за войну, как мыслится мне, князь Заберезский не добра Литве хочет, а зла. Пойдём мы на Русь и не выстоим натиска московских полков, что есть у государя Василия. Это я вам, панове, сказываю. Разве забыли вы, как орда Ахмата шла на Русь, да попусту? А слова твои, князь Ян, непотребные. Не я ль, панове, водил полки на татар в трудную годину? Не я ли служил королю Александру верой и правдой и за то в чести у него был? Вот вы, панове, и ты, Ян, - Глинский ткнул пальцем протянутой руки в сторонников Заберезского, - против Василия московского словесы яркие кажете. А разве забыли, как деды наши при Грюнвальде заодно с Русью да Польшей грудью стояли против тевтонов?

- Ты изменник, князь Михайло! - перебил его Заберезский. - Не Литва тебе по сердцу, а Московия!

Глинский побледнел, от гнева задохнулся. Он медленно повёл тяжёлым взглядом, остановился на короле. Гудевший до того сейм смолк. Но лицо Сигизмунда непроницаемо.

- Ты молчишь, король? - негромко, но внятно спросил Глинский. - Ты не хочешь защитить своего верного слугу? Так вот чем платит мне мой король? - Князь Михайло гордо вскинул голову. - Я присягал тебе, король и великий князь, в надежде иметь от тебя защиту и суд по справедливости от обидчиков, ты же глух. Король заставляет меня покуситься на такое дело, о котором оба мы после горько жалеть будем.

Круто повернувшись, не поклонившись Сигизмунду, маршалок покинул сейм. Следом за ним толпой повалили его сторонники.

Король дождался их ухода, поднял руку, призывая к тишине.

- Вельможные панове, я за войну с московитами. Я с вами, вельможные панове.

И сейм радостно взорвался. Сигизмунд снова поднял руку, успокоил.