Василий Сталин. Письма из зоны

Кира Аллилуева в общих чертах рассказала, что это за тюрьма «Лефортово», как там добивались от зэков нужных признаний. Мой хороший приятель, коллега по редакции военных мемуаров Костя Телегин, сын известного члена Военных советов ряда фронтов минувшей войны, как-то показал мне письмо отца Молотову. Оно было из лагеря Переборы, где генерал уже отбывал наказание. А перед этим с ним работали по тому же столичному маршруту, который хорошо запомнился и Василию Сталину.

Вот генерал К. Ф. Телегин пишет: «26 февраля 1948 года я был спешно переброшен из внутренней тюрьмы МГБ в Лефортовскую тюрьму и в тот же день дважды был подвергнут чудовищному, зверскому избиению резиновыми дубинками следователями подполковником Соколовым и ст. лейтенантом Самариным. Эти истязания продолжались ежедневно до 4 марта 1948 года, у меня были вырваны куски мяса (свидетельство этому у меня на теле), сильно поврежден позвоночник, боль в котором преследует меня и по сей день, бедренная кость. Ум, воля, сердце были парализованы. Единственным моим желанием и просьбой к палачам было, чтобы они скорее убили меня, прекратили мои мучения…

Палачи, истязая меня, садились мне на голову и ноги, избивали до невменяемости, а когда я терял сознание — обливали водой и снова били, потом за ноги волокли по каменному полу в карцер, били головой об стену, не давали лежать; сидеть я не мог, в течение полугода я мог только стоять на коленях у стены, прислонившись к ней головой. Меня морили голодом, мучили жаждой, постоянно не давали спать — как только я засыпал, мучители начинали все сначала. Я даже забыл, что у меня есть семья, забыл имена детей и жены, за что подвергался новым истязаниям. Полтора года после этого я был буквально невменяемым; к своей судьбе, дальнейшей жизни я был не только безразличен, но горячо желал, чтобы она возможно скорее закончилась.

Вот в этих условиях, при глубочайшей травме нервной системы, в состоянии сильнейшей душевной депрессии, я подписывал протоколы в их формулировках, по их желанию, даже не читая их…»

Как и Василия Сталина, генерала Телегина обвиняли по ст. 58–10, но на первом судебном заседании эту статью и ст. 58–11 с Константина Федоровича сняли, оставив только ст. 193-17. Осудили его на 10 лет. Вскоре, однако, суд «переквалифицировал» ст. 193-17 на «Указ Президиума Верховного Совета СССР от 7 августа 1932 года» и обвинение пошло по делу расхищения социалистической собственности во время пребывания генерала в Польше и Германии.

В одной из московских газет в канун 60-летия Великой Победы бывший мэр Гавриил Попов закатил несколько статей под рубрикой «Правду, только правду, всю правду»! «Надо рассказать уже известное мне обо всей Отечественной войне. Бездумно кланяться «великим тем годам» я больше не хочу, точнее, не могу. Накланялся…» — пишет Гавриил и погнал известное ему «обо всей Отечественной войне» (назвать Великой ту войну, как это принято считать нашим народом, Гавриил не мог — для него она не Великая).

Любопытное исследование получилось у демократа. В преддверии юбилея мэр Попов напомнил ветеранам, как из покоренной Германии волокли те на святую Русь 190 000 ковров, 60 000 роялей, 940 000 кроватей, шкафов, табуреток, 265 000 настенных и настольных часов, «а также 186 вагонов отборного вина».

«Но не только кофточки были солдатской добычей. Ею стали немецкие женщины и девушки. — пишет бывший в молодости секретарь комитета ВЛКСМ МГУ им. М. В. Ломоносова Гавриил Попов и, ссылаясь на книгу какого-то К. Райана «Последняя битва», рассказывает «московским комсомольцам», как четверо русских солдат загнали родителей и троих детей немки Урсулы в подвал и «затем, по очереди, изнасиловали ее»…

Вот он, один из многочисленного хора маркитантов — преподаватель политэкономии социализма, доктор экономических наук, профессор, действительный член Российской академии естественных наук, председатель Российского движения демократических реформ, — для которого, поди, если фашизм, то непременно, русский, если мафия, то русская, солдат-насильник — тоже русский! Гавриил Попов не хочет больше «бездумно кланяться «великим тем годам» и продолжает «все эти сведения»:

«Бомбоубежище в Кренцбере кишело русскими солдатами, выискивающими девушек и женщин. Девушек загоняли в квартиры наверху и насиловали. Всю ночь раздавались их крики…» Рассказал бы Гаврила, что сделали с великой Россией — униженной, оскорбленной, вымирающей — реформаторы-демократы, в какую клоаку превратилась белокаменная столица в годы его правления, как на старинном Арбате генералы сдавали торгашам свои шинели и боевые ордена, чтобы выжить, как беспризорные мальчишки торговали порнографическими журналами, как в мусорных ящиках русские интеллигенты искали объедки с барского стола.