Читаем Василий Темный полностью

Людный город Новгород, колготный. По берегам Волхова баньки лепятся, по-черному топятся. А торжище даже по будням неугомонное.

У причалов корабли разные, лодки остроносые, плоскодонки, что тебе бабьи корыта, только большие, широкозадые.

По всему Новгороду дворы гостей именитых и концы богатые, людные: Гончарный, Неревский, Плотницкий, Словенский. Улицы Гавря даже не запомнил: Варяжская, Воздвиженская, Ильинская и еще много разных.

А уж церквей тут множество не только в городе, но и за его стенами, и монастырей несколько, мужские и женские…

Подивился Гавря хоромам посадника: за высоким забором с кованными воротами двухъярусные каменные палаты, кровля серебром отливала, а оконца стекла венецианского.

О богатстве Исаака Борецкого Гавря еще в Твери от боярина Семена наслышался. Знал, что и в Усть-Онеге, и в Поморье есть его сольницы и ловы.

Еще в тот первый день, как передавал оружничий грамоту, увидел он и самого посадника, рыжего боярина Исаака Борецкого. Из-под нависших кустастых бровей на Гаврю смотрели маленькие, властные глазки боярина.

«Каков-то будет ответ господ посадских?» – подумал оружничий тверского князя…

Засуетились на подворье новгородского архиепископа Симона. Зван он на Совет Господ по делу, весьма не терпящего отлагательств.

В палату сходились выборные посадские от бояр и купечества, старосты уличанские, мастеровые и именитые люди. Владыка Симон, нагрудный крест теребя, первым голос подал:

– Хотелось бы знать, посадник, чем люд новгородский взволнован? К чему Совет созвал?

– Владыка, и вы, люди именитые, прислал тверской князь Борис гонца и просит от имени князей галичских помочь звенигородскому князю Юрию на стол московский сесть.

– Это как понимать? – подал голос староста конца Плотницкого. – Ратников наших слать на Москву?

И зашумели в палатах посадских.

– Не к чему, Рюриковичи и сами разберутся!

– Поистине, не грех подсобить князю Юрию.

– Послать ратников, как послали на Киев в подмогу князю Владимиру и Ярославу.

– Не след! К чему нам рознь московская?

Архиепископ Симон слушал, пока именитые новгородцы, избранные в Совет Господ, выговорятся. Ждал, что скажет Борецкий. Знал владыка, посадник московских князей не любил, тяготел к тверским, но сейчас он хотел услышать голос Новгорода. Как в посадской палате решат, так и вече приговорит.

Однако, бывает, люд новгородский против Совета Господ идет, до кулачного боя доходят. Начнут на вечевой площади, а заканчивают на Волховском мосту. И то только тогда, когда он, архиепископ, с крестом к ним выйдет.

Но вот Борецкий голову к Симону повернул:

– Владыка, что скажешь ты, надо ли звенигородскому князю помочь на великое княжение сесть?

Архиепископ очи прикрыл. В палате установилась тишина. Но вот заговорил Симон.

– Князь Юрий по праву ищет великого княжения, но станут ли московские Рюриковичи довольствоваться справедливостью? Предоставим самим князьям решать судьбу стола московского. Так и отпиши, посадник, наш ответ тверскому князю. А вече на том стоять будет.

Поднялся архиепископ Симон, одернул рясу и, опираясь на посох, покинул палату посадника.

* * *

В полночь миновали причалы Нижнего Новгорода, освещенные факельными огнями. И подобно призракам удалились, да так незаметно, что сторожа на стенах городских внятно и ответить не могли, были корабли или нет.

А тверская флотилия все дальше и дальше удалялась от Нижнего Новгорода и, не приставая к берегам, скользила, пользуясь попутным ветром, к главному городу казанской орды.

Уже на полпути к Казани, в нескольких верстах от впадения в Волгу Суры-реки, высадил Пармен охочих ратников, таясь подошли к их вежам33.

В полночь с воем и визгами бросились резать спящих.

Пробудилось поселение. Крики и стоны, плач народа разнесся далеко. Рубились и резались озлобленно. А к рассвету подожгли вежи, покинули охотники пожарище…

Казань пробудилась от зазывных криков с высоких минаретов. Звали муэдзины к утреннему намазу:

– Во имя Аллаха милостивого, милосердного!..

– Тебе мы поклоняемся и просим помочь!..

Не успела Казань подняться от намаза, как все заглушили крики глашатаев:

– Люди города, великий хан взывает к вам! Урусы неверные напали на нас. Их корабли направляются по нашей реке. Улу-Магомет-хан зовет вас постоять за ханство Казанское! О, Аллах милостивый, милосердный!..

Открывались калитки булыжных дувалов, казанцы выводили коней, спешили к мечетям, где уже собиралось под хвостатые бунчуки казанское воинство.

К исходу дня пришел к Репнину Пармен. Сказал:

– Княже, в Казани ведомо, что мы идем. Хан шлет на нас не один тумен.

Репнин нахмурился:

– Собери, Пармен, воевод.

Явились воеводы, ждут, что князь скажет.

А тот ни с кем совет не стал держать, велит:

– Пусть команды садятся на весла. Уходим к Нижнему Новгороду. Не станем ждать, пока орда подойдет, ино они нас стрелами огненными закидают, потопят.

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторического романа

Геворг Марзпетуни
Геворг Марзпетуни

Роман описывает события периода IX–X вв., когда разгоралась борьба между Арабским халифатом и Византийской империей. Положение Армении оказалось особенно тяжелым, она оказалась раздробленной на отдельные феодальные княжества. Тема романа — освобождение Армении и армянского народа от арабского ига — основана на подлинных событиях истории. Действительно, Ашот II Багратуни, прозванный Железным, вел совместно с патриотами-феодалами ожесточенную борьбу против арабских войск. Ашот, как свидетельствуют источники, был мужественным борцом и бесстрашным воином. Личным примером вдохновлял он своих соратников на победы. Популярность его в народных массах была велика. Мурацан сумел подчеркнуть передовую роль Ашота как объединителя Армении — писатель хорошо понимал, что идея объединения страны, хотя бы и при монархическом управлении, для того периода была более передовой, чем идея сохранения раздробленного феодального государства. В противовес армянской буржуазно-националистической традиции в историографии, которая целиком идеализировала Ашота, Мурацан критически подошел к личности армянского царя. Автор в характеристике своих героев далек от реакционно-романтической идеализации. Так, например, не щадит он католикоса Иоанна, крупного иерарха и историка, показывая его трусость и политическую несостоятельность. Благородный патриотизм и демократизм, горячая любовь к народу дали возможность Мурацану создать исторический роман об одной из героических страниц борьбы армянского народа за освобождение от чужеземного ига.

Григор Тер-Ованисян , Мурацан

Исторические любовные романы / Проза / Историческая проза
Братья Ждер
Братья Ждер

Историко-приключенческий роман-трилогия о Молдове во времена князя Штефана Великого (XV в.).В первой части, «Ученичество Ионуца» интригой является переплетение двух сюжетных линий: попытка недругов Штефана выкрасть знаменитого белого жеребца, который, по легенде, приносит господарю военное счастье, и соперничество княжича Александру и Ионуца в любви к боярышне Насте. Во второй части, «Белый источник», интригой служит любовь старшего брата Ионуца к дочери боярина Марушке, перипетии ее похищения и освобождения. Сюжетную основу заключительной части трилогии «Княжьи люди» составляет путешествие Ионуца на Афон с целью разведать, как турки готовятся к нападению на Молдову, и победоносная война Штефана против захватчиков.

Михаил Садовяну

Приключения / Исторические приключения / Проза / Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза