Василий Темный

– Великая княгиня боярыню Марфу берет.

Не спросив больше ничего, Борис направился в горницу жены. Открыл кованую дверцу, когда княгиня отдавала боярыне последние наказы.

Завидев князя, поклонилась поясно:

– После трапезы и в дорогу.

– Путь добрый, Настенушка. Помолись и за меня, а я уж вдругорядь с тобой поеду. Ноне дела важные, послал бояр на рубежи, дабы они своими очами поглядели, как люду от литвы защиты искать.

Анастасия подошла, тронула за руку:

– Княже, сокол мой, в коий раз прошу тя, остерегайся недругов. А особливо не доверяйся князю можайскому. Чую, коварен он. На словах в душу лезет, а на деле нож точит.

Рассмеялся Борис, обнял жену:

– Заступница ты моя, красавица. Ладно уж, поезжай спокойно, себя и детей побереги.

* * *

Вторые сутки добирался оружничий Гавря с литовского рубежа. Ехал верхоконно с десятником из полка великокняжеского. Неделю объезжал западную границу, воочию хотел убедиться, как перебираются крестьяне на новые места, подальше от набегов литвы.

Неохотно снимаются крестьяне с насиженных мест, покидают деревни, чтобы где-то в дали вырубить кустарники, выжечь и распахать землю под новый урожай.

Крестьяне с горечью говорили Гавре:

– Не дело князь затеял. Авось спасет нас Бог от лютого недруга. Не желаем покидать избы, в каких деды и отцы наши жили.

Согласен с ними Гавря. Тронуться в неизвестное, когда здесь все свое, земля их потом пропитана. А как там будет, кто ведает? Да и спасение ли в переселении? Ну уйдут сегодня крестьяне с порубежья, а завтра и в новых поселениях сыщут их недруги.

В одном и спасение, думает Гавря: надобно силу против врагов оружную иметь, чтобы разбои на русской земле не чинили.

А родные места, они завсегда тянут, как тут не понять крестьянина. Вон как птица, в холода улетает в края теплые, а по весне ворочается. Не так ли он, Гавря, когда посылал его князь в Москву, сердцем почуял место, где он родился, где была его деревня…

Подъезжал Гавря к Твери, дрогнуло сердце. Сейчас дорога поведет его к той полосе леса, где и откроется ему город на высоком берегу реки, окруженный бревенчатыми стенами и башнями. Сколько раз подъезжал он к нему и все не нарадуется. Сейчас ему откроется посад с его строениями многочисленными. По деревянным мосткам выберется Гавря в улицу, где избы земледельцев, крытые соломой, а там, дальше, домики торгового люда, под тесовыми крышами, чаще двухъярусные…

У реки посад кузнечный. За лесным окоемом остановил коня оружничий, и вот она, Тверь.

Тут снова ворохнулась тревожная мысль, что станет он сказывать князю Борису. Да поймет ли он душу того крестьянина, кому надлежит переселяться?

Глава 14

Великий князь тверской в этот день долго пребывал на подворье, обошел хозяйственные постройки. Начал с просторных конюшен, где в денниках стояли не только кони князя, но и гридней Большого полка. Потом не торопясь перешел на скотный двор, коровники, овчарню, всюду порядок.

За скотным двором голубятня на столбах, большая, из теса, тут же приставлена к ней лестница и шесты с тряпицами, птиц гонять. Сколько их здесь, Борис не ведает. Они обсели голубятню, пристройки, вьются в небе, падают, кувыркаясь, и снова взмывают.

С детства князь к голубям равнодушен, а вот сын Михайло с младенческих лет голубятник.

Выскочил Михайло, схватил шест поменьше, засвистел, заулюлюкал. И тут же с насестов стая взлетела. А Мишка шестом машет, ввысь головенку задрал. Отрок еще, мал, на восьмой годок потянуло.

Не стал окликать князь сына, отошел. Вспомнил доклад оружничего о поездке на рубеж. Обстоятельно рассказывал Гавря. Даже поведал, о чем другие бояре умолчали. Сказывал, с каким нежеланием крестьяне восприняли княжье указание перебраться в места безопасные.

Борис заметил оружничему:

– Ты, Гавря, жалеешь их, а мыслишь, я ради чего велю срываться с насиженных мест? Не хочу, чтобы их угоняли литвины или ляхи в свои земли…

Ударил старинный колокол гулко, и его звук поплыл по небу. Колокол напомнил князю о Вассиане. Скоро полгода как отъехал епископ с первосвятителем Ионой в Царьград. Верно, по весне должен воротиться.

Добрым словом вспомнил Борис Вассиана. Недостает ему, князю, мудрости епископа и на Думе, и в советах повседневных. Вот ведь не стар владыка тверской годами, а разумом от Бога наделен.

Усмехнулся Борис в бороду, сказал сам себе: а ведь Вассиан хоть не говорил во всеуслышание, а мыслил, что Тверское княжество с Московским должно единым быть.

С кузнечной стороны слышал перестук молотов. На ум пришла жалоба купцов посадских на чад, какой с подветренной стороны из кузниц тянет.

Тогда Борис ответил им:

– Так тот чад кормление их, кузнецов. Аль и им торговлей заниматься? Каждый живет трудами своими…

Направился князь в хоромы, на пути повстречался с дворецким. Семен сказал:

– На торгу купца галичского повидал. Тот рассказал, княжата галичские сговор с Можайским Иваном держали. На озере, будто на уху съехались, а на деле против Москвы уговаривались. Тому купцу галичскому рыбак поведал.

Насупился Борис: