Василий Темный

Пока разворачивали колымагу, умащивали князя, смерть пришла за Юрием Дмитриевичем, князем звенигородским.

* * *

Отвел Василий полки к самому Белому городу Москвы, а сам в хоромах кремлевских укрылся. Матери, вдовствующей княгине Софье Витовтовне, поплакался:

– Князь Юрий стол мне великий возвернул, так к чему ноне против меня пошел. Не лучше бы мне, матушка, в Коломне княжить. Федор Оболенский, боярин рода древнего, успокаивал:

– Не дадим тя в обиду, княже.

А бояре московские, князя Василия супротивники, хихикали:

– Знай, Васька, свое место, походил в великих князьях, пора и честь знать.

И уже вознамерились эти бояре послами в Звенигород ехать, звать на великое княжение Юрия. Говорили:

– Молодо – зелено. Пущай Василий поумнеет.

Может, и отправилось бы такое посольство в Звенигород, да весть тревожная опередила: скончался под Ростовом князь Юрий и не оставил духовной, кому из сыновей в Звенигороде сидеть.

Съехались удельные князья московские на Думу, сидели, седыми головами долго покачивали. Наконец князь Ряполовский голос подал:

– Коли князь Юрий сам уступил место Василию, племяннику своему, так пусть он и остается великим князем московским…

Казалось бы, и успокоиться смуте, да вдовствующая княгиня не унималась, злыми словами покойного Юрия Дмитриевича поминала. Говорила:

– Все власти алкал, а о конце жизни не помыслил и смерть принял без покаяния и духовной.

Зазвала как-то Федора Оболенского, принялась обхаживать:

– Ты, Федор, сказывал, Василия в обиду не дашь.

– Сказывал, мать Софья.

– Коли было такое, так и подай голос на Думе, чтобы Звенигородский удел великий князь Василий на себя принял. Все-то так, да что иные князья удельные московские скажут? Ведь бедны они.

– Экой ты, Федор, на память забывчив. А упомни, как тя Юрий бесчестил?

– Было такое.

– Вот ты и подай голос.

– Рад бы я, да возропщет Дума.

– Тугодум ты, Федька, – фыркнула Софья Витовтовна, – пора власть московскую крепить.

А в первый же приход к ней сына заявила решительно:

– Как съедутся бояре на Думу, объяви, что на великое княжение берешь удел Звенигородский.

Однако, как ни уважал Василий мать, как ни побаивался ее властного голоса, боярам на Думе не объявил своего решения.

А на Думе Василий Косой заявил, что хоть и нет духовной князя Юрия, он, сын его, наследует Звенигородское княжество, а на Московское княжество сядет второй сын Юрия Дмитриевича – Дмитрий Шемяка.

Глава 17

От рубежа княжества Тверского с Ростовским удельным княжеством гнал коня оружничий Гавря в Тверь. Передыхал редко, коня менял на почтовых ямах, введенных еще татарами.

Ничего дурного о князе Юрии не слыхивал, а вот теперь везет весть печальную.

Спешит Гавря, чтобы уведомить тверского князя Бориса Александровича.

Пустынная дорога, редкая телега покажется. Иногда увидит оружничий деревню, чаще однодворку, редкого человека в ней. Всего раз и заночевал Гавря в такой деревне. Спал не в избе, на сеновале лег. Сено свежее, душистое, по лугу кошенное.

Лежит оружничий, не спит, вдыхает запах разнотравья.

Вспомнились Гавре мальчишеские годы, когда спал на привяленной траве и сон был крепкий. Особенно предрассветный.

Пробуждался на заре, умывался ключевой водой и выгонял коз на пастбище. А еды всего и было если корочка хлебная.

Но то было давно, еще жили мать и отец, изба была и навес…

Пробудился оружничий на заре, коня подседлал и в путь. Чем ближе к Твери, чаще поселения, дороги люднее. На взгорочке увидел церковку-часовню, а вокруг заросли кустарника.

Таких церквей в Твери множество. Их рубят в неделю-другую. Бревенчатые, с редкими прихожанами. Даже по церковным праздникам они пустуют, люд тверской все больше в собор каменный ходит.

Гавря вдруг вспомнил, что владыка Вассиан с прошлого года с первосвятителем московской митрополии находятся в Царьграде у патриарха. И первосвятитель Иона вернется посвященным патриархом в митрополиты московские.

По всему, к будущей весне прибудет в Тверь и епископ Вассиан. Оружничий с нетерпением ждет этого часа. В редкие дни Гавря исповедуется у владыки. Чаще это бывает, когда Вассиан принимал исповедь у княжеской семьи…

Издалека завиделись тверские строения, собор, терема за стенами крепостными и Кремник.

Радостно забилось сердце у оружничего, там, в его хоромах, ждет Гаврю жена Алена и сын Борис.

* * *

Хмурясь, слушал Борис оружничего. О неприязни звенигородского князя к Василию тверской князь знал, но ему было известно и об обидах, нанесенных Юрию его сыновьями. И потому Юрий Дмитриевич вернул племяннику великое княжение московское. Об этом он говорил Борису в бытность свою в Твери.

Но почему он выступил с дружиной помочь Шемяке и Косому? Хотя, почему помогать? А может, звенигородский князь шел урезонить сыновей. Унять тлеющую смуту, да в дороге и явилась к нему смерть…

Отправив оружничего отдыхать, Борис ходил по палате, рассуждал сам с собой. В одном он убежден, страсти в княжестве Московском обострятся. Шемяка и Косой потребуют на себя княжество Звенигородское и станут угрожать Василию войной.

А что хуже всего, их сторону держит Иван Можайский.