Ватага. Атаман

Бывшая великая княгиня Софья Витовтовна осталась жива – но не могла жить в полном смысле слова. И свободна была – тоже не в полной мере. Она могла пойти, куда хотела, поехать в любые края, общаться с кем пожелает – но не могла остаться у мужа, не могла родить ему наследника. Для монахини ведь это станет не честью, а позором. И знатности такого выродка никто никогда не признает. Софья могла интересоваться делами, политикой, поддерживать знакомства – но никто и никогда не исполнит ее повеления, не станет следовать пожеланиям, и потому влияния у нее теперь было не больше, чем у бабочки-однодневки. Великая княгиня словно превратилась в свою собственную тень: думала, жила, желала, как прежде – но в руках была пустота. Законы и обычаи не знали способа возвращения монашки обратно в мир. Те же, кто не признавал обычая, бросал обитель, становился расстригой – тоже не обретали ничего, кроме позора.

С того момента, как ножницы настоятеля коснулись волос Софьи Витовтовны, великая княгиня умерла. Осталась только женщина. Да и та – без права на женскую жизнь.

– Я сделаю это, доченька, – взял ее за руку Витовт. – Он заплатит за свою подлость. Клянусь.

Просидев у дочери добрых три часа, литовский князь все же отправился на пир к своему союзнику, но праздник не задался. Не успели князья, ханы и бояре осушить и пары кубков, закусив запеченной рыбой и тушеным мясом, как к столу пробрался гонец и передал литвину туго скрученную грамоту. Витовт сломал печать, прочитал послание и поднялся:

– Прости, друг дорогой, но ныне мне не до веселья. Князь самозваный, безродный Егорка, в землях моих Витебск и Полоцк разорил, на развалинах гуляет. Обманул, подлый змей. Обещался на Данию походом пойти, ан вот оно как вышло. Хозяин из дома – воры в окно.

– Что делать станешь? – встревожился хан Джелал-ад-Дин. – Я бы помог тебе с радостью. Ты знаешь, я союзник верный, кровь за тебя уже проливал. Но татар своих привести смогу, токмо если власть в Орде обратно получу!

Витовт промолчал. Ситуация складывалась непростая. Путь до Витебска далек, только к распутице туда и попадешь. Ушкуйники к сему времени уже убегут, город спасать поздно. По здравому размышлению, спешить уже некуда. Тем паче что и полки ныне расположены зело неудобно. Литовские – в Москве, польские – на пятнадцать переходов южнее. Разворачивать, возвращать… Времени пройдет много, Василий от войны против Новгорода может отказаться, на татарскую помощь надеяться вовсе бесполезно. Криво все выходит, неладно…

Однако, если продолжить поход по прежнему плану, к распутице армии соберутся на Дону, в начале лета дойдут до Сарая, а там… Джелал-ад-Дин получит под руку многие десятки татарских сотен, Василий лишится ярлыка на Московское княжество, его боярам придется признать старшинство Литвы. Вдали от дома, в окружении превосходящих сил, особо не поупрямишься. Вот тогда, единым мощным кулаком, и будет самое время ударить по зазнавшемуся Новгороду. Против такого напора купеческая вольница никак не устоит, покорится.

Витовт мрачно скривился: случившаяся беда неожиданно открыла возможность собрать в свои руки все славянские земли, от Волги и Заволочья до самой Эльбы. Московские земли – по ярлыку, новгородские – на меч, в ответ на их же нападение. Остается только вернуть чингизиду его трон. Но это быстро – ведь полки исполчены и развернуты для наступления именно на Сарай.

И тогда уже осенью он станет Великим князем всех славян! Правителем, властью и силой, далеко превосходящей даже римского императора!

Витовт ощутил, как по спине его пробежал холодок предвкушения, и остро засосало под лопаткой. Такой шанс выпадает только раз в жизни. И упускать его нельзя!

– Я никогда не нарушаю своих обещаний, друг мой, – кивнул татарскому хану Витовт. – Сперва мы вернем тебе законное звание, а затем все вместе покончим с наглым, зарвавшимся зверьком!

* * *

Картечь ложилась криво и безобразно, кроша лед отдельными, разбросанными далеко друг от друга пятнами. Однако это не имело значения, поскольку сверху на стену вала горожане постоянно подливали полные бадьи воды, затекающей на поврежденные места и быстро застывающей на морозе. Пытаясь помешать защитникам, ватажники пускали в них стрелы – защищая своих, литвины пускали стрелы в лучников. Вся эта густая кутерьма сопровождалась руганью, криками боли, угрозами и оскорблениями.

– Все, отходим! – не выдержал Егор. – Федька, свисти! Хватит, надоело…

Юный боярин, заложив пальцы в рот, переливчато засвистел, и новгородские удальцы, оглянувшись, стали оттягиваться на безопасное расстояние. Защитники Слуцка опустили луки. Горожане, побегав еще немного с бадьями и бочонками и вылив на склон еще примерно с половину ладони воды, тоже успокоились. Схватка закончилась, лишив князя Заозерского трех бочонков пороха, пары пудов каменного дроба и еще одного дня.