Вавилон

Его испуг позабавил ее, и лицо скифки чуть прояснилось. Ей было неведомо, что она невольно напомнила царю, как Исме-Адад бросился к трону и хотел убить его, Валтасара.

– Тебе нечего бояться меня, я просто рассказала о нашем обычае. У нас принято сохранять череп побежденного врага. Его обтягивают кожей и украшают золотом. На празднествах, на больших празднествах, каждый пьет не из чаши, а из черепа. Тот, кому приходится пить из чаши, стыдится, что он еще ничего не сделал для своего племени.

– Вы странные люди, но мне хочется именно такую девушку, – снова оживился Валтасар.

Да, именно такую, взамен сладострастных халдеек, самозабвенно преданных гречанок, лукавых финикиек, упоительных арабок, беспечных аммонитянок, расчетливых египтянок, ослепительных римлянок, медлительных ливиек, пламенных эфиопок, прекрасных индианок, застенчивых китаянок, благоразумных критянок, гордых мидиек и лидиек.

– Я имел женщин всех народностей, не было у меня только иудеек, киприоток и тебя.

С этими словами он одним духом осушил чашу почти до дна.

– Иудеек я не желаю, кипрских женщин у меня отнял Кир, осталась только ты. Я смертельно жаждал киприоток, но и ты прекрасна. Телкиза сказала мне, что ты лучше их.

Он усмехнулся.

– Говорит, ты лучше их. И будто бы благоухаешь кедром и кипарисом. С тех пор как она сказала мне об этом, я хожу опьяненный ароматом кедров и кипарисов. Ты и сама как кипарис. Женщины с Кипра похожи на ягоды винограда, полные сочной мякоти. Мне хотелось соку этого винограда. Но Телкиза говорит, что аромат кедра лучше, и поэтому я хочу иметь тебя. Тебе только надо выпить вина, чтобы твоя кровь быстрей побежала по жилам. Ты будешь обнимать меня и целовать в губы, ты должна услаждать царя.

Он поставил чашу на стол и снова направился к ней. Он приближался к ней, прерывисто дыша, и на его лице нежное выражение сменялось диким и похотливым.

– Не подходи ко мне, государь, – спокойно сказала она, – не подходи, я не могу принадлежать тебе.

Звук ее голоса взволновал его еще больше, хотя он и не совсем понимал, что она говорила.

Он не остановился, и она отпрянула со словами:

– Подходи, если хочешь помериться со мной силой.

Скифка вытащила из-за пояса кинжал, которого раньше не было видно в складках ее одежды.

Изменившись в лице, он шептал:

– Я хочу тебя… хочу такой, какая ты есть…

– Заклинаю тебя богами твоей страны, государь…

– Я хочу тебя, – жалобно протянул он.

– У меня в руках кинжал, – предупредила она.

– Я не понимаю, что ты говоришь, – простонал он и схватил ее в объятия.

Она подняла кинжал, нацелив его острием прямо в сердце Валтасара. Но тело ее было сжато, словно обручем. Ее юное лицо было теперь совсем рядом. Он обнял ее еще крепче, и его черные, отливающие синевой волосы упали на ее каштановые косы. Холодным лбом она почувствовала жар его пылающего лба. Ее щека коснулась щеки царя.

– Пусти меня, – продолжала она упираться.

– Я хочу поцеловать тебя в губы, дочь Сириуша. В губы, в шею и…

Он бормотал что-то бессвязное.

Потом его губы слились с ее губами. Дыхание у него перехватило. Он терял рассудок и словно проваливался в какую-то пропасть, из которой курились дурманящие пары кедровой смолы.

Придя в себя, он оторвался от ее губ и, задыхаясь, поблагодарил ее за эту минуту. Еще никогда, держа в объятиях женщину, он не чувствовал такого жара в крови и такого блаженства. От сознания этого он снова будто пьянел.

Он опять привлек ее к себе, закрыл глаза и горячо, словно в бреду, заговорил:

– Даже если это будет стоить мне жизни, ты станешь моей. Ты лучшая из тысяч, из десятка тысяч, из сотен тысяч женщин. Ты стройнее всех ливанских кедров и всех кипарисов на морских берегах. Ни на земле, ни в небесах нет никого лучше тебя. Ты княжеского рода и могла бы быть царицей Халдейской державы. Я хочу, я желаю, чтобы ты была царицей.

– Пусти меня, государь, я не могу принадлежать тебе и не могу, как ты знаешь, быть царицей Халдейской державы.

– Что же ты хочешь, что ты хочешь? – прерывисто шептал он.

– Я хочу вернуться домой, на север, в страну скифов.

– Если ты будешь моей, я разрешу тебе вернуться в страну скифов. Но прежде ты должна принадлежать мне, царю царей.

– Я не могу и не хочу, государь, потому что…

– Потому что?..

– Я боюсь сказать тебе правду.

– Можешь сказать мне все.

– Я слышала, что ты жесток, да ты и сам угрожал мне минуту назад.

– Как всякий властелин, я и жесток, и милостив. Но с тобой я хочу всегда быть милостивым. Я так мечтал о женщине из далеких стран, и хотя мне привозили сотни женщин, еще ни одна не была похожа на мою мечту. Но я знал, что однажды она явится, ибо ее судьба связана с моей судьбой. И вот ты пришла, милая Дария. Да, это ты. Я знаю, ты моя судьба. Ни персы, ни Эсагила, только ты. Ты!

– Опомнись, государь!

– Я в здравом уме и повторяю: ты моя судьба. Никогда еще мысли мои не были так ясны. Никогда в душе у меня не было такого покоя. Я буду добрым и милостивым царем, только ты должна остаться со мной… и быть моей.

– Я уже сказала, государь, что не могу.

– Почему ты упрямишься, почему ты не можешь?

– Мне надо вернуться домой.