Вчера

Городок, как всё в Донбассе, оказался серым, одноэтажным, неухоженным. Как всегда, Сеня попёрся без предупреждения и без приглашения. Почти в середине дня, по адресу на конверте (сохранились два письма от дочери тёти Прасковьи учительницы Ольги Павловны), Сенька явился на тихую окраинную улочку к огороженному невысоким — в пояс — окрашенным в голубой цвет штакетником маленькому домику в сбросившем листву вишнёво–яблоневом саду. Под деревьями лежал золотой осенний ковёр. Кусты ещё упрямо доцветающих хризантем и флоксов напрашивались на комплимент.

— Здрасьте, я Семён Серба, я вам писал. Я из Запорожья.

— Боже мой, Сенечка! А я Оля, твоя двоюродная сестричка, — сплеснула руками Ольга Павловна, обнимая Сеньку в проёме калитки. — Как хорошо, что ты приехал, братик дорогой! Пошли в дом! Хорошо, что сегодня вовремя пришла из школы. А то, если бы педсовет не отменили, как бы мы тебя встретили… Ой, мамочки, да ты же весь измученный и голодный!..

В доме было идеально чисто, на круглом столе в комнате лежала давно не виданная Сенькой бежевая скатерть ручной вязки и стоял коричневый глиняный кувшин, по–нашему глэчик, в котором вместо молока красовался букет карминных и белых флоксов.

— Вот познакомься, — повела рукой Оля, — это моя боевая бригада. Муж — Анатолий, доченька Любаня и сынок Серёжа. Ребята, Сенечка мой брат, он сын дяди Станислава, того, что в Австралии…

Коренастый невысокий Анатолий назвал себя и крепко пожал руку, маленькая глазастая девочка лет девяти стеснительно пряталась за папу.

— Ну иди ко мне, познакомимся, — предложил Сенька. — Как тебя зовут?..

— Я — Любонька, а тебя, я знаю, зовут Сенечка… — улыбнулась Любаня, застеснялась и опять спряталась за отца. Такая робкая былинка, два любопытных глаза да ножки — ниточки сороковой номер…

Первоклассник Серёжа оказался смелее и даже по–мужски пожал руку дяде Семёну.

Ну, как водится, с дороги обычно приземляются за стол. Время оказалось удачное, семья ещё не обедала и чавунчик

свежего борща, сваренного на простой угольной печке, своим ароматом буквально сбивал с ног… В тёмном дубовом, ещё довоенном буфете нашлась и бутылка «Московской»…

На второе случились прямо–таки выставочные голубцы, ну как на картинке в книге «О вкусной и здоровой пище». Затем за чаем с разными вареньями подробно говорили о том, кто кому какой роднёй приходится, где кто теперь живёт, за кого замуж вышли, на ком женились, кто помер… Конечно, много досталось и Станиславу Сербе, потому что его послевоенная одиссея в Австралию виделась каким–то сказочным приключением, вроде жизни и приключений Робинзона Крузо…

Так и проговорили почти до ужина. Оказалось, что хотя у отца и три сестры, но в данный момент в Ясиноватой можно повидаться лишь с одной, бабой Просей, другая живёт в Житомире, а третья тётя в прошлом году умерла. С учётом того, что Сенька запланировал возвращаться домой завтра, решили вечерком проведать бабушку Прасковью.

Прасковья Степановна обрадовалась гостям и, несмотря на свои семьдесят с гаком, проворно забегала, сооружая чай. Сенькина сестра Оля, хоть и готовилась вскоре встретить своё сорокалетие, прытко оттеснила мамку и быстренько всё организовала. Тем более, что торт и конфеты гости принесли с собой.

Рассказам и расспросам не было конца. Любаня, счастливая тем, что её, в отличие от Серёжки, взяли на такое важное и красочное мероприятие, не слазила с колен дяди Семёна и пыталась на каждую его реплику взрослым вставить какую–нибудь свою смешинку или радостное восклицание.

Опять смотрели фотографии и письма отца, привезённые Сенькой.

— Вылитый Стасик! — Расплакалась баба Прося и Оля кинулась отпаивать её валерьянкой. Отойдя немного от волнения, тётя Параска вспоминала годы своей, сестёр и брата Стасика детства и молодости, проведённой на замечательной речке Ворскле в хуторе на Полтавщине, безмятежное предреволюционное детство, раскулачивание и страшный голод тридцать третьего года.

Визит закончился поздно.

Утром Оля напоила братика настоящим парным молочком (не поленилась раненько сбегать к соседке, у которой обычно брала домашнее молоко) и повела Семёна погулять по городку, показала школу, где учительствует, Дворец культуры, кинотеатр и даже летнюю танцплощадку.

После скромного, без рюмок и тостов, обеда, Сенька засобирался на вокзал к одесскому поезду.

— Как же ты сам? Я проведу тебя! — Сказала Оля, накидывая на плечи вязаную кофту, потому что день выдался пасмурный и прохладный.

Анатолий рано утром ушёл на работу и прощаться осталось только с милыми племянниками — Серёжкой и Любаней. Сергей важно, копируя отца, подал ладонь и пожал Семёну руку, подражая взрослым. Любаня встала было на цыпочки, чтобы поцеловаться с Семёном, но не достала, и он подхватил её, поднял на нужную высоту и крепко, по–настоящему поцеловал.

— Вот уж кому–то невеста растёт, так невеста, завидую! — улыбнулся Сенька, опуская племяшку на землю.

— Вот и не кому–то, дудки им всем! — Насупилась Любаня. — Я только за тебя выйду, Сенечка!

Мама Оля и Семён расхохотались.