Вчера

Я тоже мечтал о детях. Но это в идеале. Главное — семья. А двое — это и есть самое крепкое в мире, если верят друг в друга и вместе идут по жизни…

Знаешь, я в детстве, в классе пятом, мечтал об уединённой простой жизни. Как говорится, вдали от шума городского. Воображал, что я на острове, с красивой девочкой, такой, как тогда жила по соседству. У нас дом, сад, огород, всякая живность. И прямо у порога — голубой океан… Я тогда даже из дому сбежал. Помнишь, я тебе рассказывал? Я убежал в поисках такого острова. А может быть, меня влекло к отцу, когда он как раз осматривался в Австралии и думал обо мне и маме… Но из всех этих мечтаний пока лишь ты да я. Но дом ещё не поздно построить, хотя теперь принято жить на этажах…

— Ах, Сенька, золотце моё! Отпусти меня, не могу я больше, удавлюсь…

Сенька обнял её и постыдно заплакал…

— Ну что ты, милый, я буду тебе писать… Не плачь, я в самом деле люблю тебя, ты же знаешь… Но я должна попробовать пробиться наверх… Мною командует что–то такое, с чем я не могу поспорить, оно меня ведёт…

Нина быстро уволилась и поехала в Ленинград, где запросто (золотая медалистка) поступила на третий курс матмеха университета с досдачей нескольких экзаменов и курсовых, о чем поведала Сеньке в коротком грустном письме. О разводе она не заикалась, помня о том, что у неё в паспорте брачного штампа не было изначально, поэтому ЛГУ пополнился хорошенькой, умненькой и незамужней Ниной Сербой.

Недавно Сенька получил тёплое письмо от отца. Судя по его привету Нине, тот ещё не осознаёт, что у сына с ней всё разрушилось. Он пишет, что очень устает на двух работах — в фирме по продаже ювелирных изделий из опала и в новом ночном кафе BIRDLAND — Late Hour Club (87 FITZROY street St. Kilda, phone 94–5078). Он даже прислал Семёну и Нине членские карточки этого клуба‑Members of BIRDLAND PAS’s. У Сеньки № 357 от 12.9.61. Нинину Сенька послал ей письмом — возможно, ей это будет в холодном Ленинграде приятной тёплой весточкой из Австралии, куда он с ней так мечтали съездить.

Этот клуб–кафе отец открыл на паях с кем–то ещё, возможно, с Валерием, Сенькиным сводным братом.

Ещё в том письме Сеньку глубоко поразили строки о двоюродном деде из Никополя:

…получил от мамы два письма, из которых узнал печальную весть о смерти родного дяди Евгения Степановича. И хотя его смерть не является неожиданностью, а закономерным явлением природы, однако очень жаль старика, был, как говорят, безобидным старичком. Интеллигентность, вежливость и веселость, это были его характерные черты в то время, когда я знал его. Его смерть также принесла мне какую–то особенную тревогу, ибо в людях, носящих фамилию Серба, я остался самым старшим человеком, а отсюда первейшим кандидатом в неизвестный и неведомый мир. Очень большое тебе отцовское спасибо, что ты своим присутствием на его похоронах почтил его память, это будет считаться моим представительством. Пусть пером ему будет Родная Земля!

Да, Сенька ездил на похороны двоюродного деда и приняли его в Никополе прямо–таки замечательно. Оказалось, что у него много интересных двоюродных сёстёр и братьев. Привыкшего к одиночеству, Сеньку очень тронуло внимание родни.

Письмо пробудило Сенькину совесть, и он решил, не откладывая, съездить в Ясиноватую, где жили отцовы сёстры, и познакомиться, наконец, с тётками. Их было вроде три, а уж сколько народу окажется в их семьях, ещё предстоит узнать.

Добираться было просто, поезд Одесса — Ясиноватая ходил ежедневно через Запорожье — Второе. Вечером в пятницу Сенька погрузился в прокуренный мрачный вагон и покатил в гости к папиной родне.

Ехал для экономии в «общем» вагоне. Хотя народу было немного и вторая полка досталась Сеньке без боя, настроение почему–то было тревожным. Зачем поехал? Кто тебя просил? Что скажешь незнакомым людям?..