Вчера-позавчера

Ривка открыла дверь и встретила его в слезах. Письмо пришло от отца, но хороших известий нет в нем. Он тоже болен и нуждается в милосердии, а когда встанет он с кровати, сделает все, что в силах слабого человека сделать – пойдет к могилам праведников молиться о своем зяте. Пока что это взяла на себя его супруга, но, возвращаясь от могил, поскользнулась и сломала ногу, и вот она лежит больная, и они не могут вернуться в Иерусалим. Чудо свыше, что они благополучно добрались до Цфата, и не стоит испытывать судьбу дважды.

Сидит Ицхак с Ривкой и Шифрой – и каждый из них погружен в печаль. Ицхаку жаль чету стариков; Ривка горюет о своем отце, и матери, и муже; а Шифре жаль отца, и мать, и дедушку, и бабушку, и себя. Вечером вышла она набрать воды из колодца и услышала, как соседка говорила своей приятельнице: «Видели вы эту?! Которая повисла на его шее прямо как ненормальная?» И ясно было, что это сказано о ней. И неужели то, что Ицхак приходит справиться о папином здоровье, дает повод соседкам злословить о ней?

Спросил Ицхак у Ривки: «Как здоровье рабби Файша?» Показала Ривка рукой на его кровать. Посмотрел Ицхак и сказал: «Не изменилось ничего». Повторила Ривка в ответ: «Не изменилось ничего», – и посмотрела туда тоже. Лицо рабби Файша сморщилось и почернело. Глаза его, прежде буквально сверлившие лица собеседников, скользят мимо вас, а ввалившиеся губы шевелятся, как если бы он хотел сказать что-то, но язык не слушается его. Когда собрался Ицхак уходить, вспомнила Ривка о своих соседях и сказала: «Уходишь?» – и посветила ему лампой, прикрывая ее передником.

Часть двадцать первая

Со старыми друзьями

1

Мир и тишина разлиты над городом, и дома его погружены в покой и тишину. И обитатели этих домов – народ тихий и полагающийся на Бога. Каждый дом освещен, и каждое окно приветствует тебя. И над башнями светит луна. И камни города примирились с тобой, и городские деревья шелестят листвой. И звук – не звук поднимается из земли, и ты идешь за этим звуком. И вот – караван измаильтян прибыл, и их верблюды несут плоды Эрец Исраэль. И кажется тебе, что ты пойдешь с ними, пока не приведут они тебя к твоим праотцам.

Но бывают вечера, когда Ицхак не находит покоя ни дома и ни на улице. Входит к себе в дом – стены дома давят на него. Выходит на улицу – небо и земля тоже мучают его. Если светит луна, сердце его изливается от тоски. Нет луны – все в мире черно для него.

Как большинство неженатых молодых людей, которым тяжело дается одиночество, идет он в Народный дом. Даже Адаму, восседавшему в райском саду, причем ангелы служения стояли, и жарили ему мясо, и процеживали ему вино, сказал Господь, Благословен Он: «Нехорошо человеку быть одному», тем более плохо тому, перед кем не стоят ангелы служения. Идет Ицхак в Народный дом успокоиться немного в обществе людей.

Одни возносят преувеличенную хвалу в адрес Народного дома, говорят, что это дом, где собираются просвещенные горожане, жаждущие знаний и мечтающие о возрождении народа Израилева, а другие ворчат, говоря, что должен был быть Народный дом таким, а не этаким. Газета «Хапоэль Хацаир», которая не позволяет себе закрывать глаза на правду, как-то опубликовала свое мнение по поводу Народного дома, но с того дня, как была напечатана эта критика, не изменилось ничего, и, когда ты входишь сюда, кажется тебе, что ты пришел только для того, чтобы подтвердить истинность напечатанного.