Вчера-позавчера

Ицхак вступил в сень цитрусовых плантаций и фруктовых садов, которые тянутся до Немецкой слободы, где живет господин Оргелбренд. В домах этих, утопающих в зелени садов и плантаций, нашел Ицхак, наш товарищ, заработок в те времена, когда был полон отчаяния; и здесь гулял он с Соней в те времена, когда казалось ему, что есть у него все. И если она для него уже не существует, так ведь дорожки эти все еще существуют, и совсем близко отсюда – еврейская гимназия. Как-то раз в те дни, когда потемнело у него в глазах от голода, зашел он к знакомому, служившему секретарем в гимназии. Застал его в обществе учителей за чаепитием. Почувствовал тот, что у Ицхака не было ни крошки во рту в тот день, встал и принес ему чай и пироги. Где тот, кто помог ему? Жена его не смогла выдержать жизни в Эрец, и он вернулся с ней в галут. Если бы не нашел он здесь работы, не было бы у него денег на дорогу и он бы остался в Эрец. Теперь, когда он живет за пределами Эрец, дети его растут без Торы, и он горюет о них и о себе. Пройдут годы, и он, быть может, вернется в страну, но место его уже занято другим, а новые вакансии не попадаются каждый день. Что собирается Рабинович делать в Эрец? Владыка мира, воскликнул Ицхак про себя, неужели не избавлюсь я никогда от мыслей о Рабиновиче?

Часть восемнадцатая

Рабинович

1

Повстречался ему некий господин и сказал ему: «Если глаза не обманывают меня, ты – господин Кумар?» Сказал Ицхак: «А как зовут господина?» Сказал тот господин: «Как зовут господина, должен знать ты сам». Сказал Ицхак: «Голос узнаю, лицо не узнаю. Рабинович?!» Сказал Рабинович: «Неужели я настолько изменился, что трудно меня узнать?» Посмотрел Ицхак на него и сказал: «И правда. Ты не изменился, но сдается мне, что ты не курил раньше?» Пожал плечами Рабинович и сказал: «Я… не курил?!» Сказал Ицхак: «Во всяком случае, не черные сигары». Сказал Рабинович: «В этом ты прав, друг мой». Подумал Ицхак: вот ведь он говорит, в этом ты прав. Это значит, в другом – я был не прав. Впрочем, по его лицу не заметно, что у него есть на меня обида. Наоборот, он приветлив со мной и даже поцеловал меня как друг.

Спросил Рабинович Ицхака: «Куда ты идешь? Если я не ошибаюсь, так кафе Лоренца тут рядом – зайдем и выпьем стакан прохладительного. Гром и молния, такую толстую ящерицу я не видел никогда в жизни, до чего она ловкая, подпрыгивает как черт и прячется за жалюзи! И она не понимает, что когда откроют жалюзи, то раздавят ее. Лоренц расширил свое кафе. Ты часто бываешь здесь?» – «Я?» – «С кем я говорю? Не с тобой?» Сказал Ицхак: «Я не живу в Яффе». Спросил Рабинович: «А где ты живешь?» – «В Иерусалиме». – «Значит, ты здесь гость? Чем ты занимаешься в Иерусалиме? Перекрашиваешь ханжей? Может, закуришь сигару?» Сказал Ицхак: «Я не курю». Спросил Рабинович: «Почему?» Сказал Ицхак: «Потому что не чувствую наслаждения от курения». Сказал Рабинович: «Человеку нужно воспитывать в себе умение наслаждаться».

2

Ицхак понял, что нет в сердце Рабиновича против него ничего. Напротив, относится он к нему с любовью, может быть даже большей, чем раньше. Если бы мы не боялись сравнений, то уподобили бы его старшему брату, покинувшему отцовский дом в тяжелую годину. А когда он вернулся, то был благодарен своему младшему брату, который остался и сберег дом.

Спросил Ицхак своего друга, когда они уселись в кафе: «Скажи мне, почему ты не писал нам ничего?» Улыбнулся Рабинович и сказал: «Нам, ты говоришь, то есть тебе и Соне. Что ты будешь пить – может, пива холодного? Скажу тебе правду. Все то время, что я бедствовал, я не хотел писать. А когда мое положение улучшилось, занят был поиском доходов. А ты думаешь, это легко, мой дорогой, содержать женщину? Женщины за границей не удовлетворяются куском хлеба и помидорами. Официант, две бутылки пива и соленые пирожки! Ицхак, бери и пей! Чему ты удивляешься?»

Ицхак сидел и не мог прийти в себя. Теперь, раз Рабинович женат, он не напомнит ему грех с Соней. Но все-таки, если спросит его, что он скажет ему? Сказал Рабинович: «Что касается моей женитьбы, расскажу тебе в другой раз. Я ведь намерен осесть здесь, и найдется у нас время поговорить». Спросил Ицхак Рабиновича: «Что ты скажешь о Яффе? Разрослась она? Ты видел Соню?» Снял Рабинович шляпу и, обмахиваясь ею как веером, сказал: «Видел я ее, видел. Изворотливая девушка. Из-за своей излишней изворотливости проскальзывает она у тебя между пальцами. Официант! Еще бутылку! Куда делся штопор? Теперь, мой дорогой, оставим госпожу Цвайринг. В любом случае не стоит нам быть неблагодарными. За здоровье, Ицхак, за здоровье!»