Вчерашний скандал

— Не будь дурой, — сказал он. — Ты упадёшь навзничь.

— Я могу держаться за стены домов, — ответила девушка. — Ты мне не нужен.

Лайл ещё крепче прижал её к себе.

— Ты ведёшь себя ребячески.

— Я?

— Да, ты! Всё для тебя драма. Вначале эмоции, эмоции в конце, всегда одни эмоции.

— Я не родилась с каменным скарабеем вместо сердца.

— Может, стоит думать иногда головой вместо сердца, — продолжал Лайл. — Может, стоит подумать прежде, чем решать слоняться по развалинам ночью. Может быть — вот тебе оригинальная мысль — стоило сказать мне, что ты собираешься делать.

— Ты бы меня остановил.

— И правильно бы сделал.

— На себя посмотри, — сказала она. — Ты же роешься в могилах и погребальных шахтах.

Перегрин втянул ей на улицу Стоунгейт. Он не шевелил рукой, которой удерживал девушку, поскольку в противном случае задал бы ей встряску.

— Я знаю, что делаю, — проговорил Лайл, и он изо всех сил старался говорить тихо и с виду спокойно. — Я не из тех, кто вначале делает, а потом думает. Я не бросаюсь слепо всюду, куда меня влечет мимолетное воображение.

— Всё было не так! Ты перекручиваешь!

— А ты не видишь себя со стороны! — Сказал он. — Ты не видишь, что творишь. Точно так же ты поступаешь с мужчинами. Ты скучаешь, и используешь их ради забавы, не думая, что кому-то будет больно. Тебе стало скучно, и ты врываешься в мою жизнь, обманываешь мою семью и своих родных, разоряешь Бог его знает сколько домашних хозяйств…

— Я действительно сожалею о том, что сделала, — перебила его Оливия. — Я в жизни ни о чём так не жалела.

Перегрину следовало остановиться. Он понимал маленькой здравой частью своего рассудка, что ему, прежде всего, не следовало начинать этот разговор. Но это осознание не смогло пробиться сквозь неистовый поток беспорядочных мыслей.

— Я тоже сожалею, — заявил он. — Жалею, что приехал домой. Жалею, что подошёл к тебе ближе, чем на милю. Мне следовало оставаться там, где я был. Да, лучше бы я ослеп, расшифровывая иероглифы. Лучше бы я изжарился в пустыне, рискуя среди песчаных бурь, скорпионов, змей и грабителей. Я бы сделал, что угодно, и был бы, где угодно, лишь бы находиться подальше от тебя и моих родителей.

— Лучше бы ты вообще не возвращался домой, — закричала Оливия. — Как я хочу, чтобы ты уехал. Я бы с радостью оплатила твой отъезд и твоё пребывание там. Мне всё равно, что с тобой будет. Поезжай в Египет. Убирайся к дьяволу. Только уезжай!

— Хотел бы убраться к дьяволу, — отвечал Лайл. — Это было бы настоящим раем, после двух дней с тобой.

Девушка его толкнула, сильно.

Перегрин оказался не готов к этому. Он потерял равновесие и упал на дверь торговой лавки, ослабив хватку. Это длилось секунду, но ей было достаточно. Она высвободилась.

— Ненавижу тебя, — проговорила Оливия. Она проковыляла несколько шагов через дорогу и начала медленно идти, рукой опираясь об стены.

Лайл стоял минуту, наблюдая за ней с сильно бьющимся сердцем.

Он не пересёк улицу вслед за девушкой. Он не доверял себе.

Они медленно шли — Перегрин по своей стороне улицы, Оливия по своей.

Медленно и в молчании, они возвратились в гостиницу, находясь так же далеко друг от друга, как небо и земля.

Глава 9

Болван.

Чудовище.

Это было долгая и мучительная поездка, более сотни миль из Йорка в Алнвик, Нортумберленд. Лайл начал её, находясь в гневе на Оливию, и закончил, злясь на себя.

На то, что он сказал вчера.

Она его друг. Правда, друг опасный и сводящий с ума, но и он сам далёк от совершенства.

Его характер, к примеру. Слишком взрывоопасный, как Перегрину было известно, но разве он когда-либо прежде набрасывался так жестоко на женщину?

На женщину, которая преданно и честно писала ему письма, неделя за неделей. На женщину, которая всегда понимала, что означает для него Египет.

Осёл. Животное.

И это было лишь начало. Ко времени, когда граф приехал в «Белый Лебедь» в Алнвике, через пару часов после заката, он перебрал все известные ему эпитеты на полудюжине языков.

Понимая, что изнурительная поездка, отсутствие ванны и ужина сыграли свою роль во вчерашнем фиаско (хотя это ничуть его не оправдывало), он выкупался, сменил одежду и отужинал прежде, чем подошёл к комнате Оливии.

Лайл постучал, дважды. Бэйли открыла дверь.

— Я должен поговорить с мисс Карсингтон, — сказал он.

— Меня нет, — отозвалась Оливия. — Я вышла. Отправилась продавать свою порочную душу Люциферу.

Лайл жестом приказал Бэйли оставить их. Она посмотрела на свою хозяйку, потом на него. Затем Бэйли сделала шаг в сторону.

— Бэйли, в самом деле, — сказала Оливия. — Поверить не могу, что ты позволяешь ему запугивать себя.

— Да, мисс, — ответила Бэйли. — Простите, мисс.

Горничная ушла в соседнюю комнату, оставив дверь полуотворённой.

Лайл подошёл к двери и закрыл её.

Он повернулся к Оливии. Первоначальный осмотр комнаты говорил ему, что она сидит у камина. Теперь он обнаружил причину, по которой она не вскочила, чтобы броситься к двери и попытаться вытолкать его вон, или стукнуть кочергой, или ударить перочинным ножом в шею.