Вдох-выдох

– Да! Принцесса, да! Это еще даже не середина истории… Судья попался жалостливый, он посчитал, что Насте отсутствие дочери могут компенсировать деньги. А знаешь, что самое смешное? Она к ним даже не притронулась. Не смогла притронуться к деньгам, которые стоили ей ребенка. Она думала, что предает тебя! А по-настоящему она просто пыталась спасти еще одного своего ребенка, Саша. Он бы убил ее, убил бы нашего ребенка, а тебе не сделал ничего! Мы уехали в Америку, там должны были начать новую жизнь. Новую, счастливую, лучшую жизнь. Я нашел работу, нашел дом. Злосчастные деньги мы положили на счет, открытый на твое имя. Эти деньги должны были принадлежать тебе. Настя мечтала о том моменте, когда ты вырастешь, вырастешь настолько, что готова будешь выслушать ее, и она бы все тебе объяснила. Познакомила с нашим малышом, со мной, забрала бы к себе. Она жила этим день ото дня – с этой мыслью засыпала и просыпалась. Она никогда не была верующей, но в церковь ходила тогда каждый день и ставила две свечи – одну за тебя, а другую за нашего ребенка. Так бы оно и было, принцесса. Обязательно было бы. Мы бы жили, ожидая, когда ты появишься на нашем пороге, растили бы похожего на тебя брата, строили бы планы на жизнь тогда, когда будем все вместе, если бы этот ублюдок снова не вмешался! Его адвокат позвонил тогда, когда меня не было дома, а вечером Настя уже сидела на чемоданах, придерживая большой живот. Он разрешил встретиться с тобой. В Украине, под собственным надзором, но разрешил. Она отказывалась слушать о том, что это опасно, что ей сейчас нельзя летать, что он может снова что-то замышлять, Настя видела лишь возможность встретиться с тобой, а остальное не имело для нее никакого значения. И мы полетели. Чертов день! – Саша услышала глухой удар, Шутов врезал кулаком в стену. – Я проклинаю тот день! Меня должно было насторожить, что он назначил встречу не в Киеве, должно было насторожить, что этот урод не берет трубку, что постоянно меняет время и место встречи. Она была так счастлива… Трещала всю дорогу, улыбалась, смеялась, разговаривала с не родившимся еще ребенком. Она любила тогда весь мир. Даже его любила за то, что позволил встретиться с тобой. Нас подрезали на мосту. Настя даже не успела толком понять, что происходит. Их было шестеро. Представь, шесть человек, ради беременной женщины и мужчины. Они убили ее на моих глазах, Саша. Я видел, как она продолжает улыбаться, а кровь сочится по шее. Они убили ее так просто, а он смотрел… Этот урод стоял в нескольких метрах и смотрел… Он не собирался давать увидеться с тобой даже перед смертью. Этот урод стоял и смотрел, как Настя медленно истекает кровью, осознавая, что самый ее большой страх осуществился – она не смогла спасти одного своего ребенка, даже пожертвовав другим. Со мной они прогадали, били тщательно, он сам бил. И он сказал мне, за что убил ее, она не просто посмела ему изменить, не просто посмела жить после того, как он отбросил ее, как расходный материал, она посмела быть счастливой. Этот сученок все те месяцы, что мы были в Америке не мог спать ночами, зная, что она счастлива… А потом кто-то донес, что мы ждем ребенка! Она не была счастлива, черт его побери!!! Она не была счастлива! А этот урод ее убил. Этот урод убил ее за то, что она изменила ему после того, как он сам трахал все, что видел! Меня они били самоотверженно, наверняка, но я просто не мог сдохнуть тогда! Не мог я сдохнуть, пока он ходит по земле!!! Нас никто не искал. Из реки выловили машину и еще один труп, вроде как водителя. По официальной версии – он по пьяни врезался в ограду, машину перекинуло через перила, а выбраться он уже не смог. Нас тоже выкинули в воду. Я тогда уже почти ничего не ощущал, но холод воды помню до сих пор. Это был октябрь, Саша. Ты даже знаешь, какой именно день.

Слезы сдерживать Саша больше не пыталась. Это бы и не получилось, он вырывал душу с мясом, своими длинными музыкальными пальцами он тянул все сильней и все медленней, чтоб было больней.