Вдоль по памяти. Шрамы на памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства (СИ)

Закончив погрузку, подняли и закрыли борт. Отец став на колесо, легко перепрыгнул через боковой борт. Сел на скамейку у кабины рядом с детиной в бушлате. Мама подала через борт, сшитый Штефаном китель "сталинку". Отец накинул его на плечи. Лицо его было сосредоточенно и спокойно. Машина тронулась.

То, что видел я сам, а также слова бабы Софии вселили в меня тревогу. Вечером ворочался в постели, долго не мог уснуть. Тревога моя рассеялась только следующим утром, когда я, проснувшись, увидел отца, сидящим на табурете и складывающим в сотни, разложенные на столе деньги. Мама, взглянув на мою постель, спросила:

- Ти що, з дидьками вночи бурикався? (Ты что, ночью с чертями боролся, кувыркался? - укр).

Я огляделся и увидел, что лежу на матрасе. Простынь лежала рядом, скрученная вдоль постели толстым тугим жгутом.

В феврале шестьдесят первого, когда я уже учился в Дондюшанах, в субботу приехал домой. В воскресенье, ближе к полудню, родители, собрав сумку с недельным запасом еды, вышли проводить меня за калитку. В это время со стороны шляха вниз по селу проехал "бобик" (ГАЗ-68). В таких машинах тогда ездили только начальники. Проехав мимо наших ворот метров двадцать, машина резко затормозила. Дав задний ход, машина остановилась возле нас. За рулем сидел Иван Макарович Бойко, председатель колхоза в селе Дондюшанах.

- В Дондюшаны, Николай Иванович?

Отец кивнул головой, показывая на меня.

- В школу отправляю.

- Ждите здесь, я на десять минут к маме.

Мама Ивана Макаровича, старая Зёнька Бойчиха, как её называли в селе, жила сразу за нижним деревянным мостом.

Через минут пятнадцать, на обратном пути машина притормозила возле наших ворот.

Отец, часто принимавший решения внезапно, сказал маме:

- Поеду и я. Захвачу бидоны и обратно через Мошаны.

За окраиной Плоп, Иван Макарович повернул налево и, проехав низкую плотину пруда, сказал:

- Поедем напрямик, через ферму. В долине, где высадили тополя не проехать. Топь.

Я знал, что отец и Иван Макарович ровесники, друзья детства, вместе парубковали. В разговоре они всегда были на "ты", но неизменно называли друг друга уважительно по имени-отчеству.

Наблюдая, как Иван Макарович, ловко выворачивая руль, ведет пробуксовывающую и рыскающую в стороны машину, отец сказал:

- Отличная машина. Такие машинки в войну таскали за собой легкие пушки. А сейчас по полям удобно ездить.

- Если бы ты, Николай Иванович, в Сороках закончил курсы с нами, ты тоже сегодня бы ездил на такой машине, а может, уже и на "Волге". Ты в группе был в числе лучших, соображал быстро.

- Ты же знаешь, Иван Макарович, что я боюсь работы с людьми. В жизни я всегда сам по себе. А людьми руководить боюсь, не получится.

- А тебе чего бояться? Сейчас я завидую тебе. Во вторник в Окницу вызывают, на пленум райкома. По подготовке техники к весенним работам.

Запчастей нет, масла не те, у механизаторов в голове ещё МТС. Никак не привыкнут, что хозяин техники - колхоз. Вот я боюсь!

В дальнейшем я не раз имел возможность убедиться в том, что мой отец не трус. Но, сказанное тогда, слово "Боюсь" стало понятным мне гораздо позже. В семидесятых, в возрасте двадцати восьми лет, меня назначили заместителем главного врача района. Родители были далеки от восторга. Отец тяжело вздохнул. Мама сказала в напутствие:

- Эта работа временная. Всегда помни, что тебе нужно будет вернуться к работе лекаря среди людей, которыми сейчас руководишь.

Я молчал. А мама добавила:

- Тiлько нiколи не талуй по головам людей! (Только никогда не топчи по головам людей! - укр.).

Впрочем, спустя два года, после трех заявлений, меня освободили по собственному желанию. Я вернулся к лечебной работе. Не исключаю, что больше всего моим поступком сознательно и подсознательно руководило, когда-то сказанное отцом, слово "Боюсь". При написании этих строк поймал себя на мысли, что я, как и отец, принял окончательное решение не идти в начальники в тридцать лет.

Моя жизнь -

безжалостная, как зверь

И.В.Сталин

Особист

Однажды отец пришел из правления после наряда озабоченным:

- Сегодня на заседании правления утвердили оплату зерном на трудодни за прошедший год. Урожай невысокий, а план по хлебозаготовкам снова увеличили. На трудодень выйдет не более трехсот граммов.

- Мало. На год не хватит, надо покупать пшеницу или муку. - сказала, возившаяся у плиты, мама

- Ганю, сколько муки у нас идет на одну выпечку? Приблизительно. Сколько нам надо будет муки на год? Плюс вареники, пироги...

- Чтобы хватило с запасом, надо иметь на семью полтонны муки. А то будет, как в сорок седьмом.

- А корове после отела? Поросята?

Подумав, отец в задумчивости добавил:

- Земли нет. Вся в колхозе. Был бы хоть гектар, были бы с хлебом. Сейчас уже не так строго. Можно было бы взять землю в аренду, как тогда.